— Тем, кто заключил договор с дьяволом, крылья не нужны, — авторитетно заявила донна Инес.

— Договор с дьяволом!.. — переполошились слушатели.

— Или он сам — дьявол, — произнесла донна Инес замогильным голосом.

Слухи ползли, ширились и обрастали новыми, подчас совершенно невероятными подробностями. Жители Тьерги ждали разоблачений, признаний, но прошла неделя, и еще неделя — а инквизиторы не спешили с выводами. Герцог дель Астра проявил недюжинное упорство и отрицал все обвинения, несмотря на допросы с пристрастием.

Катарину тоже допрашивали, но она говорила одно — никаких странностей в муже не замечала, после отравления лежала в беспамятстве и не может даже пояснить, сколько прошло дней во время ее болезни. Ей показалось, что неделя.

Только через месяц ей разрешили свидание с мужем.

Катарину под конвоем проводили до тюрьмы и открыли двери в подвал, где находилась одиночная камера. Никто не обыскивал посетительницу, и Катарина пожалела, что не взяла даже молочной булочки.

В подвале было сыро и холодно, свет проникал только через узкое окно под самым потолком. Подземелье было перегорожено толстой решеткой, а за решеткой сидел Хоэль. Он поднялся и подошел, прихрамывая — грязный, исхудавший, в одних подштанниках, но при виде Катарины улыбнулся прежней улыбкой.

Катарина расплакалась, увидев его, а он принялся неловко ее утешать, просунув левую руку сквозь железные прутья.

— Опять, гады, пальцы переломали, — сказал он с усмешкой. — Ну что у них за методы? Сразу ломают пальцы. Но ты не переживай, донья Кошечка, через год-два они вынуждены будут признать меня невиновным. Я ведь упорный. Они мне про дьявола, а я им — да это божественное произволение! — он хрипло засмеялся.

— Но пытки — Катарина грела его холодную руку своими ладонями и никак не могла остановить слез.

— Терпимо, — заверил ее Хоэль. — Бывало и больнее.

— Но мы же можем все объяснить

— Объяснить? — он хмыкнул. — Ага, сейчас мне только в дракона превратиться — и тогда все обвинения можно считать доказанными. А ты не плачь, — поругал он. — Если ты ну, если ребенок это вредно — так убиваться.

От этих слов Катарина заплакала еще горестней и призналась:

— Я не беременна, Хоэль!

— Значит, нет — на мгновение глаза у него стали печальными, но потом он усмехнулся: — Вот и хорошо. Тебе сейчас только этого не хватало. Все к лучшему.

— Не к лучшему, — еле выговорила она. — Я не смогу жить без тебя.

— А это уже глупости, — он тыльной стороной ладони стер слезы с ее щек. — И жить сможешь, и радоваться. Будешь строчить стишочки и дурачить всех в Тьерге. Тадео защитит тебя, главное, не отталкивай его.

Катарина гневно ахнула и вцепилась в решетку. Она излила бы на голову Хоэля водопад упреков, но в это время тяжелая подвальная дверь глухо ударила, и появился еще один посетитель.