Мы рассеялись в толпе, как только вошли, но Лиам оставался при мне – натянутый, как тетива арбалета.

– Скажи, что не забыла надеть под платье броню.

– Думаешь, кто-нибудь зарежет меня на глазах у моей матери? – Я показала на балкон, где восседала мама, обозревая свои владения.

Наши взгляды встретились – и она шепнула что-то человеку рядом, пропав из вида.

Угу. И я тоже рада тебя видеть.

– Думаю, если кто-то и хочет тебя зарезать, сейчас – самое время, особенно если твое убийство поможет заодно покончить с сыном Фена Риорсона.

Его голос звенел от напряжения.

Тогда я и заметила взгляды офицеров и кадетов вокруг. Они пялились не на мои серебристые волосы или имя на ленте. Нет, их глаза округлялись при виде запястья Лиама – и заметных завитков метки восстания.

Я подхватила его под руку и высоко подняла подбородок.

– Прости меня.

– Тебе-то извиняться не за что. – Он успокаивающе погладил меня по запястью.

– Еще как есть за что, – шепнула я. О боги, все собрались здесь в честь расправы с тем, что он и другие, такие же как он, называли отречением. В честь казни его матери. – Можешь идти. Даже лучше, чтобы ты ушел. А то здесь… – я покачала головой.

– Куда ты, туда и я, – он сжал мою ладонь.

В горле у меня встал… не комок, нет, будто целый валун, и я оглядела толпу, чутьем понимая, что его здесь не будет. Не будет ни Гаррика, ни Боди, ни Имоджен – ни тем более Ксейдена. Неудивительно, что сегодня Лиам был в таком поганом настроении.

– Ты этого не заслужил. – Я обожгла взглядом пехотного офицера, которому хватило наглости изобразить шок при виде запястья Лиама.

– Весьма сомневаюсь, что тебе самой нравится праздновать годовщину смерти своего брата. – Лиам держался с таким чувством собственного достоинства, какого я и вообразить не могла.

– Бреннану бы это не понравилось, – я обвела рукой толпу. – Ему больше нравилось делать дело, чем почивать на лаврах.

– Да, прямо как… – он осекся, и я сжала его руку сильнее, заметив, как перед нами расступилась толпа.

Показался король Таури вместе с моей матерью, и, судя по его широкой зубастой улыбке, направлялся он в мою сторону. Его дублет рассекала пурпурная лента, приколотая к груди десятком медалей, которые он заслужил (точнее, не заслужил) на сотнях полей сражений, где ни разу не ступала его нога.

А вот медали матери были заслужены – и они, словно жемчуга, украшали ее черную ленту, охватывавшую форменное платье с высоким воротом и длинными рукавами.