Почувствовал себя главным добытчиком в семье, когда утёр шапкой со лба пот и прижал к груди, словно приз, вожделенную сумку.

Перед тренировкой я в очередной раз вспомнил свой разговор с Юрием Фёдоровичем. Но не вчерашний. А тот, что мы вели с Каховским по пути к Надиному дому. Это когда я выложил ему нарытую мной в прошлой жизни информацию об убийстве школьниц. И когда рассказал Зоиному отцу о том, что в этот раз уберёг от незавидной участи Виктора Егоровича Солнцева. «Дядя Юра» заявил тогда, что у меня «не было шансов» спасти Оксану Локтеву — это потому что я действовал «в одиночку». Поначалу я не согласился с его утверждением. Но те его слова временами всплывали в моей памяти (будто требовавшая решения теорема). Я обдумывал их, рассматривал «случай с Локтевой» со всех сторон. Невольно вспомнил свою прошлую жизнь: начало девяностых годов, когда я сдружился с парнями из «третьей» группы Верховцева. Мы с Кругликовым тогда годились дружбой с «третьими».

Класса с шестого мы посещали все их сборища, участвовали в их походах на дискотеки и в вылазках на природу. Я усмехнулся, вспоминая забавные случаи, что происходили с «третьими» в разные годы моей жизни. Неторопливо повязывал ремень, стоя перед шкафчиком в раздевалке, и прислушивался к разговорам юных спортсменов. Темы для разговоров у парней из «третьей» группы сегодня были прежними. Меня снова просветили: Лера Кравец «влюблена» в Олега Васильева (в прошлой жизни я не подозревал, что их взаимная симпатия возникла в столь юном возрасте). Выслушал, кто из парней «третьей» группы уже пробовал курить (и кто не бросил эту вредную привычку). Освежил в памяти известные мне ещё по прошлой жизни подробности личной жизни Дениса Петровича Верховцева. Узнал, что Лежик уже поставил на витрину в «Ленинском» добытый на городских соревнованиях трофей.

До начала тренировки оставалось чуть больше четверти часа. Парни переодевались неторопливо, болтали, смеялись. Шутил над приятелями (и надо мной) и Олег Васильев, упрочивший после победы на городских соревнованиях свой авторитет в группе. В его речи то и дело проскальзывали цитаты из советских фильмов, приправленные «крепкими» «дворовыми» выражениями. Лежик увлечённо обсуждал любую проблематику, но увиливал от разговоров о Лере Кравец. Он раз за разом уклонялся от этой темы, будто не понимал: кто такая эта Лера и почему о ней расспрашивали именно его. Меня и парней поведение Олега забавляло. Мы развлекались, упорно сворачивая разговор на «отношения» Васильева и Кравец. Вынуждали Олега хмуриться (пару раз он угрожал метнуть в нас своими кедами). Но Лежик не злился. Он смеялся над шутками вместе с нами. И без устали спорил.

Основным оппонентом Василева в спорах сегодня выступал Слава Дейнеко — светловолосый, голубоглазый крепыш, ездивший в «Ленинский» из Первомайского района. Славка слегка шепелявил, говорил короткими фразами и делал между ними чрезмерно длинные паузы. Его манера разговора неизменно вызывала улыбки на лицах слушателей — парня это нисколько не смущало. Я ещё в прошлой жизни заподозрил, что Славка «неровно дышал» к Кравец. Потому парень и не упускал возможности лишний раз заговорить о Лере. В известном мне варианте будущего на Кравец женился не Дейнеко, а Васильев. Не женился Вячеслав на Лере и после смерти Лежика: к тому времени он уже отбывал наказание в местах лишения свободы за преднамеренное убийство. Славу задержали через три дня после моего ранения и смерти Кругликова: Дейнеко сам явился в милицию с повинной после похорон Валеры.

Это он задушил стрелявшего в нас Рудика Веселовского — того самого парня, что в моём видении убил и рыжего Вовчика. Славка нашёл Весло раньше милиции, подстерёг его в подъезде… В смерти Валеры Кругликова Дейнеко винил себя: ведь это он нас отправил на ту встречу с октябрьскими. Ни Слава, ни мы не предполагали, что наша с Кругликовым «представительская» миссия завершится убийством Валеры и моим ранением. Она планировалась, как заурядная встреча. А завершилась дракой и стрельбой. В драке мы с Валерой легко одержали верх над Веслом и его приятелями. Немного поваляли тех по земле. Никто не ожидал, что из-за подобной ерунды Веселовский устроит в парке стрельбу и превратит рутинную потасовку в смертоубийство. Мне тогда повезло: сами же октябрьские не дали мне истечь кровью, вызвали скорую помощь. А вот Валеру Кругликова медики не спасли.

В тот же день парни из бывшей «третьей» группы и примкнувшие к ним прочие воспитанники тренера Дениса Петровича Верховцева искали Весло по всему городу. Как говорила мне потом Лера Кравец, парни нещадно «пресовали» октябрьских — выпытывали у тех, куда подевался Веселовский. Октябрьские не выгораживали беспредельщика. В тот же день, когда погиб Валера, Рудольфа Веселовского «сдали» его же дружки — они «слили» его адрес Дейнеко. Славка ни с кем не поделился полученной информацией. Сам отправился к Веселовскому. Дома того не застал — дождался Рудольфа в подъезде. Без особого труда отобрал у того пистолет. И попросту взял Рудика на запрещённый в самбо удушающий приём. Он не выпустил Веселовского до тех пор, пока Весло не испустил дух. Об этом он мне рассказал сам, когда я навещал его в Сегежской исправительной колонии.

Я повязал ремень; чуть ослабил его, чтобы он не впивался в талию. Посматривал на дурачившихся в раздевалке парней. Отметил, что, не дожив до пятидесяти лет, я пережил почти всех этих мальчишек. Лежика застрелили в девяностых (я будто бы только вчера побывал на его похоронах). Эдик Ковальски погиб в автомобильной аварии в две тысячи первом году (когда он возвращался из Карелии, где навещал в колонии Славку Дейнеко). Юра Звягинцев, который сейчас пошучивал над Васильевым, умер от пневмонии в тридцать три года: простудился на рыбалке. Из всей веселившейся сейчас в раздевалке «Ленинского» компании меня пережил, пожалуй, только Дейнеко. Славка не поехал после освобождения в Великозаводск (хотя я уговаривал его вернуться) — остался в Карелии: в маленьком городишке под названием Костомукша. Я вспомнил, что созванивался с ним буквально за день до той моей встречи с лесовозом.

Вслед за парнями я вышел в зал, где уже разминались другие представители «третьей» группы. Ответил на Светино приветствие, подмигнул Лере Кравец (та ухмыльнулась и с другого конца зала послала мне воздушный поцелуй, что заметила Зоя Каховская — погрозила подруге кулаком). Лежик, Славка, Эдик и Юра влились в дружную компанию «третьей» группы. Я за ними не поспешил: рассматривал собравшихся в зале подростков издалека. Вновь и вновь прокручивал в уме утверждения Юрия Фёдоровича Каховского о том, что в одиночку у меня не было шанса спасти Оксану Локтеву. «А если бы я тогда действовал не один?» — промелькнула в голове мысль. Я смотрел на приступивших к разминке юных спортсменов. Прекрасно представлял, на что способен каждый из них (быть может, «загадками» для меня оставались лишь Света Зотова и Зоя Каховская: с ними я познакомился уже в новой жизни).

На папин манер почесал я нос. Подражая Каховскому сощурил левый глаз. Увидел, как Зоя помахала мне рукой — позвала разминаться рядом с ней.

«А если я буду не один? — подумал я (будто бы в ответ на слова „дяди Юры“). — Что если я буду действовать не в одиночку?»

По пути от Дворца спорта до автобусной остановки (провожали Зотову) я слушал безостановочное щебетание придерживавших меня по руки девчонок. И прикидывал, где раздобуду для похода в городской парк лом или лопату. Сомневался, что без помощи инструмента сдвину примёрзший к земле камень, под которым в сентябре я зарыл украденный в учительской свёрток с ножом. В Надиной квартире я ни лопат, ни лома не видел. У папы в комнатах тоже не замечал ничего подобного. Обратиться за помощью к Каховским означало навлечь на себя ненужные пока расспросы. Оставался единственный выход: попросить инструмент у Вовчика. Я знал, что отец моего рыжего приятеля запирал свой мотоцикл в неком сарае, где почти наверняка хранил если не лом, то хотя бы лопату. «Ну, не руками же они копали для рыбалки червей», — размышлял я.

Обругал себя за то, что не подумал о лопате раньше. «С моими нынешними силёнками и массой тела без неё мне точно не обойтись: я и осенью, до морозов, тот булыжник с трудом сдвинул». Сообразил, что проблема инструмента отодвигала мой поход в парк ещё как минимум на день: до четверга. И это если Вовчик мне поможет. «А если не поможет, то в четверг лбом буду сшибать этот дурацкий камень: с разбегу, — подумал я, — может, и поумнею от этого». Двери троллейбуса закрылись за спиной Зотовой. Мы с Зоей помахали однокласснице рукой и побрели к дому Каховских. Девочка хвасталась спортивными успехами. Она бурно жестикулировала и громко рассказывала, как «запартерила» сегодня на тренировке Зотову (но умолчала, что до проведённого ею болевого приёма Света трижды уложила Зою на лопатки). Звуки её голоса эхом отражались от кустов и уносились в темноту улицы.

Я прислушивался звонким ноткам Зоиного голоса. Улыбался. И ощущал на лице холодные прикосновения падавших с тёмного неба снежинок.

В среду я узнал, что десятилетнему школьнику не так уж просто раздобыть в Великозаводске тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года лопату или лом. С легендой о моём невероятном и благородном желании почистить от наледи двор я заглянул (с просьбой «одолжить» мне «на денёк» инструмент) и к Надиным, и к папиным соседям. Но даже черенок от лопаты ни у кого не выпросил!

Мои надежды на Вовчика тоже не оправдались. Хотя узнал я об этом лишь в среду под вечер. Утром перед школой рыжий заявил, что раздобудет мне инструмент «без проблем» (и засыпал меня вопросами: интересовался, какой клад я собирался откапывать зимой). Но вернувшись с тренировки, Вовчик уточнил, что «без проблем» случится не раньше выходных («раньше батя в сарай за лопатой не пойдёт»).

Я поначалу согласился подождать выходных. Однако всё же поддался любопытству, не дотерпел до субботы. Оправился в погребённый под снегом городской парк, как и запланировал ранее: в четверг после занятий в школе. Я не нёс в руках ни лом, ни лопату. А как заправский маньяк прятал под курткой блестящий кухонный топорик с молотком для мяса (с надписью на лезвии: «2 рубля 50 копеек»).