— Простите? — невольно вырвалось у меня.

— Прощаю, — хмыкнула Ляля, убирая тарелки со стола.

— Давайте помогу.

— Давай уже на ты, Василис. И сиди, бога ради. Чего тут помогать?

— Хорошо, — пожала плечами.

Язык прямо чесался, задать пару щекотливых вопросов Афанасьевой, но как-то не комильфо что ли. Уловив мои мысленные и душевные терзания, она сама пришла мне на помощь, сказав:

— Удивляешься, что я так о муже родном отозвалась, — по ходу у человека накопилось, и срочно требуется выговориться.

— Вроде того.

— А что тут скажешь, — с грустной улыбкой продолжает она. — Как в анекдоте, не жалуйся, что твой мужчина бабник. Если бы был однолюб, до тебя бы очередь не дошла.

— Да уж, такой точки зрения я еще не слышала.

А что еще можно сказать? Мне ли её жизни учить, что терпит такого потаскуна? Сама не лучше. Дура дурой.

— Не, не думай, с шлюханством Ника я почти смирилась. Всегда был ходок, однако наивно полагает, что я не догадываюсь. Только связался он с этой, — скривилась Ляля. — Учились мы все вместе. Как тогда она всеми крутила, так и продолжает. Вот и до моего дурака очередь дошла. Боюсь я, доиграется. Наташка под Егора копает, и мой туда же. Сам без Гора ноль без палочки.

— Ляля, может обойдется, — попыталась приободрить. — Он вроде хотел с Егором поговорить. Может каяться пошел?

— Хорошо бы, если так. У нас дети. Не хочется их папаше передачки в тюрьму носить.

— Ляля, а дашь телефон, Егору позвонить? Свой я где-то оставила, — про дочь я ни секунду не забывала.

— Без проблем.