На грани сна и яви, не открывая глаз, опускаю свою руку с её живота, веду ниже, по гладкому лобку.

Точным выверенным движением направляю свой средний палец меж складок на клитор, надавливаю.

Влажный поцелуй в шею. Обхватить грудь, но соски не выкручивать. Чертик это не любит.

Я все помню. Все. И то, что поза сверху ей не особо нравится, и то, что её бедра нежелательно широко разводить. Проблема не в отсутствии растяжки, как у известной балерины. С этим как раз все в порядке. Просто со сведенными ногами она чувствует меня острее, получая больше кайфа. За четыре месяца брака в этом плане я ее хорошо изучил. Она сама настаивала об этом — говорить открыто и сразу, что нравится, что нет.

Сам прижимаюсь к её попке. Утренняя эрекция во всей красе. Движения на грани инстинктов, но я еще контролирую себя каким-то внутренним чутьем, осознавая, что большее пока недопустимо.

— Не останавливайся, Егор, — низкий чувственный голос моей чертовки взрывает во мне последние рубежи самообладания. — Люблю тебя.

Точно сон!

Стягиваю боксеры вниз одним порывом, и скольжу членом между ягодиц, устремляясь к заветной цели. Вдавливаю головку глубже. Горячее ощущение влажности. Как же узко, блять!

Вхожу до упора и начинаю двигаться. Сначала медленно, слегка раскачиваясь. Сладкий стон Васи срывает последние тормоза. И я не сдерживаю себя, двигаю бедрами, вбиваюсь жадно, стремительно и неистово. Её крики меня только подстегивают.

— Еще, еще, еще!

Что ж ты со мной делаешь, чертик?

— Давай, маленькая, кончай, — шепчу на ушко, прикусывая кожу на чувствительной шее.

И она незамедлительно подчиняется, содрогаясь всем телом.

Черт! Просто снос башки. Только в последний момент соображаю вынуть и кончить ей на попку.

Прерывисто дышим, восстанавливая дыхание. Не успеваю толком очухаться и сопоставить сон и реальность, как вдруг раздается сокрушительное:

— Твою мать, Гордеев! Ты что творишь?!

Резким движением, Василиса подрывается вверх, оборачивается ко мне, неверующе смотрит на последствия трудов наших, ах, ну ладно, моих, и снова устремляет укоризненый взор на мое лицо.

— Доброе утро, любимая! Ну маму-то не трогай, — улыбаюсь, как идиот.

Вдруг прокатит?

— ТЫ! Ты-ы!!! — пыхтит она. — Хочется сказать тебе: «Сукин сын»! Но так и быть, не буду обижать твою покойную маму. Ей должно быть стыдно, — выговаривает она, спрыгивая с постели. — Скот, даже без защиты, — быстро бежит по лестнице, возмущаясь.