— Правда, братец? Это правда? — Фиолетовые глаза Вивианы угрожающе блеснули. — Ты хочешь, чтобы у нас все стало по-прежнему. Гай? Ты сам так сказал. Что ж, прекрасно! Я все устрою! — Вивиана занесла руку: пальцы ее сжимали серебряный нож. Она метила прямо в грудь Изабеллы.

С криком ужаса Гай Бретонский бросился между двумя женщинами. И кинжал Вивианы вонзился в его грудь по самую резную рукоятку, сделанную в форме дракона.

Гай изумленно уставился на торчащее из его тела оружие.

— Гай! — в страхе взвизгнула Вивиана. Пальцы ее разжались. Она побледнела, увидев, что натворила. — Гай! О, брат мой, прости меня! — И, схватив кубок Симона, Вивиана Бретонская допила из него остаток вина. — Я не смогу жить, лишившись людей, которых любила! — воскликнула она, падая на стул. — Мы умрем вместе, мой возлюбленный Гай!

Гай Бретонский опустился на колени; кровь окрасила его черную бархатную тунику.

— Белли! — выдохнул он и навеки затих у ее ног. Изабелла зажала рот ладонью, чтобы сдержать крик. Она переводила взгляд с Гая на Вивиану, в которой уже едва теплилась жизнь.

Было видно, что она испытывает ужасную боль, но кричать она не хотела. Тело ее корчилось в смертных судорогах, но прекрасные глаза продолжали насмешливо глядеть на женщину, которую она всегда считала своим врагом.

— Теперь, — медленно, но отчетливо проговорила она, — ты больше не получишь его тоже. Гай всегда был моим. — Голова ее упала на грудь, и последним усилием воли она заставила себя произнести:

— Ла-Ситадель… всегда… будет… моей! — По телу ее пробежала дрожь, и Вивиана испустила дух.

В зале повисла мертвая тишина. Затем раздался чей-то вопль:

— Ла-Ситадель проклята! Бежим! Бежим отсюда!

И в считанные секунды Большой зал опустел: стражники и слуги ринулись вон, торопясь оповестить всех, что хозяева замка мертвы. Остались только шестеро лэнгстонцев, двое сокольничих, Хью и Изабелла.

— Изабелла! Изабелла! — Голос Хью вернул ее к действительности.

Она с трудом сосредоточилась на нем; непомерный ужас этой трагедии заставил ее расплакаться, она не в силах была удержать катившихся по щекам слез, — Ты в порядке? — заботливо спросил Хью, обнимая ее за плечи. — Вот мы и на свободе, чертовка. Теперь мы можем отправляться домой.

— Мы должны похоронить их, — сказала Белли. — Нельзя оставить их здесь так, Хью. Нельзя! — Она старалась взять себя в руки и вытирала слезы тыльной стороной ладони.

— Да, — согласился Хью. — Надо похоронить этих несчастных, прежде чем кому-либо вздумается осквернить их тела. Линд, пока еще светло, разыщи какое-нибудь укромное местечко. Потом возвращайся, и мы сделаем то, что велит нам долг. Ночь мы проведем здесь, а наутро покинем Ла-Ситадель и отправимся в Англию.

— Да, милорд, я сейчас! — воскликнул Линд, обменявшись улыбкой с Аланом и лэнгстонцами. Как хорошо, что Хью Фоконье снова стал прежним, подумал он, зная, что прочие согласны с ним.

Кроме них, в замке не осталось ни одной живой души.

Впрочем, на конюшне сокольничие обнаружили старшего охотника и еще нескольких человек.

— Берите все, что хотите, — сказал им Алан. — Вы это заслужили. Оставьте только наших лошадей, чтобы мы смогли убраться отсюда. Мы приехали сюда на них и уедем на них. Лошадь госпожи тоже оставьте. Она принадлежит ей, а не хозяевам замка.