— А зачем ты обычно надобишься, Рыба?

— Кому зачем, — философски ответил тот. — Одним — по делу, а другим — по рюмочке опрокинуть.

— Думаешь, я пришел сюда в три часа ночи, чтобы выпить водочки?

— Можно и коньячку, если водки не хочется.

— Коньячок будешь со своими «шестерками» пить, — голос высокого наполнился убийственным спокойствием, — а мы с тобой давай о деле поговорим.

— Ну что ж, можно и о деле, — легко согласился Рыба. — Что за дело?

— Мне нужно… — собеседник достал из кармана пиджака список, протянул толстяку, — …это.

Рыба повидал много заказчиков. Ему передавали замусоленные клочки газет, на которых коряво плясали заветные слова: модель, количество, желаемый срок получения заказанного; он читал те же слова, нацарапанные пальцем на пляжном песке в Планерском или быстро написанные на ресторанной салфетке в «Континентале»; их произносили в телефонную трубку или — очень редко, особый случай! — говорили лично. У каждого свои представления о конспирации. Рыба повидал много людей. Поэтому к аккуратно свернутой бумажке он отнесся с должным уважением. Принял без улыбки, развернул, прочел, щурясь в свете фонаря.

— Ого! — вырвалось у него уважительно. — Серьезный заказ. — Он бросил быстрый заинтересованный взгляд на безразлично созерцающего работу поливалки высокого. — Очень серьезный.

— Разве кто-то упоминал о мелочевке?

— Я не слышал.

— А я и не говорил. Так как насчет заказа?

— Сложно. — Рыба пожевал губами, раздумывая, и повторил: — Сложно. Можно, конечно, попробовать, но…

— Нет. — Высокий тряхнул головой. — Или ты говоришь «да» и мы обсуждаем детали, или отказываешься.

В голосе его прозвучала угроза. Почти неразличимая, однако Рыба был достаточно осторожным и внимательным человеком, чтобы уловить ее.

— И когда ждать гостей? — с нервным смешком поинтересовался он.

Взгляд коротышки, цепкий, словно кошачья лапа, впился высокому в лицо, изучая, улавливая непроизвольное напряжение мышц, подрагивание век, движение глаз. Тот не блефовал, на что Рыба надеялся втайне, нет. Быстро подняв руку, высокий посмотрел на часы. В ту же секунду за его спиной пришли в движение охранники Рыбы. Подобрались, потянули на свет божий свои «узи», изуродованные глушителями. Губы их раздвинулись, обнажая белые крепкие зубы. Казалось, что не стрелять они собираются, а кинуться вперед, вцепиться клыками в жертву и рвать горячее еще мясо, соловея от запаха и вкуса свежей крови. Движения их — плавно-скользящие, маслянисто-текучие — и были движениями диких зверей, а пылающе-жадный блеск глаз — блеском глаз хищников.

Однако люди, с которыми им предстояло иметь дело, тоже не отличались библейским миролюбием. Стоявший до этого совершенно неподвижно охранник высокого шевельнулся, словно очнувшаяся от механической спячки машина. Двигался он молниеносно, со своеобразной, едва уловимой грацией. Руки телохранителя согнулись в локтях, и, прежде чем троица успела положить пальцы на спусковые крючки, в лица им уставился ствол «АКМСУ». Охранник не откидывал по-киношному полу плаща, не приседал, не делал лишних движений. Он просто взял оружие на изготовку, чтобы троица увидела и оценила это.

Мгновение спустя высокий вдруг резко ухватил Рыбу за воротник франтоватого плаща и рванул на себя. Вторая рука его неуловимым движением нырнула под мышку, плотно, но без напряжения сжала ребристую рукоять пистолета — и лысый коротышка вдруг ощутил холод стали у впалого виска, сразу за правой бровью. Собеседник прикрывался Рыбой как щитом.

— Рыпнетесь — останетесь без работы, — серьезно пообещал «гориллам» высокий. Те застыли, приоткрыв рты. — Вот что случится, если ты откажешься. — Высокий говорил спокойно и ровно, словно вбивал гвозди в лысый, блестящий от пота затылок жертвы.