Тем временем орава доскакала до старой церкви и направилась к нам. Уже видна была толстая рожа лекаря Жена. Богато одетый всадник впереди должен быть негусом. Всё, хватит думать, пора встречать.
Орава негров остановилась. «Батька» спешился и подошёл ко мне. Он был с меня ростом и, пожалуй, пошире в плечах. На взгляд ему было за сорок, но я плохо разбираюсь в возрасте эфиопских негров. Морда у него была бородатая, с лёгкой проседью, на голове – грива волос. Глаза… глаза мне напомнили генерального директора одной крупной компании, где я когда-то работал, – глаза добрые-добрые и лицо по-американски улыбчивое, а надо будет, сей деятель сожрёт тебя и не подавится.
– Господь вернул тебя к нам, Ягба. – Негус обернулся к ораве: – Оставьте нас, я буду говорить со своим сыном.
Орава послушно повернула в монастырь, и мои амбалы почесали за ними. «Батька» же снова вперил в меня глаза. Да, Обама отдыхает. Буш тоже. Царь, очень приятно, царь.
– Я рад твоему выздоровлению, сын. – Что-то не рвётся «фазер» меня обнимать. Хотя кто знает, какие в Эфиопии семейные отношения… А сердечко-то бухает. – Следуй за мной.
Негус подвёл меня к берегу озера. Слабые волны тихо шуршали по камням, разбросанным на илистой земле. От сада тянуло запахом хвои.
– Ты знаешь, наш род восходит к самому царю Соломону. – Ёпт! – Именно поэтому Накуто-Леаб передал трон мне, чтобы Эфиопией правила династия, благословленная Богом, ибо даже величия Лалибелы не хватило для возрождения былой славы нашей родины. Ты мой старший сын, а брат твой, Удым Арад, намного младше тебя, и Господь дал нам урок твоим беспамятством. Ты понимаешь, в чём этот урок?
– Наследник не должен чёрт-те где гарцевать на лошади, – хмуро ответил я (ненавижу лошадей).
На лице «батьки» промелькнуло удивление. Так, похоже, моя тушка сообразительностью не отличалась. Была не была.
– Отец, Господь дал нам не только этот урок.
Негус вопросительно поднял бровь. Надеюсь, я правильно понимаю его мимику. Ну всё, назад дороги нет.
– Господь вернул меня не полностью. Он оставил себе почти всю мою память.
– А теперь, сын, объясни свои слова подробно, медленно и по-русски.
В голове звякнул тревожный звонок – по смыслу перевелось «по-русски», но я отчётливо слышал «амарик». Неужели автопереводчик начинает глючить? Упаси господь.
– Я не помню ничего до моего пробуждения. Я не узнаю никого вокруг. Я знаю, что ты мой отец, но я не могу вспомнить ни одного дня с тобой… Я не помню, как впервые сел на коня, не помню, когда впервые взял в руки саблю. В то же время я знаю, что такое конь и сабля… Я принц, но не помню, как живёт мой народ. Опять же, я знаю, что наша страна зажата между землями недругов и дикарей, а ближайшие братья по вере живут далеко на север от Египта. Господь решил дать мне воистину страшный урок… Я не помню свою мать.
– Твоя мать умерла десять лет назад, сын.
Негуса, похоже, проняло. Мне не приходилось подделывать шок, достаточно вспомнить, как я недавно увидел свои руки, и вот тут проняло и меня. Не знаю, тушка ли постаралась или ошмётки личности принца, но я вдруг ярко осознал, что я не дома и обратной дороги не предвидится. А это значит, что ни родители мои, ни жена, ни дочь в этом мире не родились. Их просто не существует.
– П…ц.
А вот это, похоже, вышло на чистом русском, и мне было плевать, поймёт ли меня негус. Сбой в системе. Но негус, похоже, тоже завис и не обратил внимания.
Мы стояли молча. Не знаю, о чём думал негус, а у меня перед глазами встала семейная жизнь… Наше первое свидание прохладным сентябрьским вечером. Первый поцелуй… Сотни вечеров вместе. Переезд в общую квартиру. Я на одном колене с кольцом в День святого Валентина. Поездки по Европе и обеды на нашей кухне. Покупка дома. Её беременность. Рождение дочери. Тысячи больших и маленьких радостей. Её лицо, которое всё так же лучилось любовью из года в год…