— Ни то и ни другое, однако, — неопределённо хмыкнул шаман. — Видишь, след босой человеческой ноги? Вернее, однако, огромной босой человеческой подошвы? А вон ещё, ещё…. Что скажешь, путник недоверчивый?
— Действительно, огромные следы…. И много их, словно бы здесь несколько весёлых йети[8] беззаботно резвились, играя в салочки. Или же, например, в модный нынче пляжный волейбол…. А, зайсан? Йети?
— Мы их, путник, «авдошками» величаем, однако…. Ладно, резвились и резвились. Их, однако, дела. Следуем дальше…
«Следы йети, понимаешь», — мысленно хмыкнула Айлу. — «Или же это — очередные происки Мисти? Вырезал, допустим, из толстой осиновой доски некое подобие гигантской человеческой ступни, а теперь, ни мало не смущаясь, развлекается от Души. Ну, как весёлая буфетчица Маришка в знаменитом советском кинофильме — «Полосатый рейс». Затейник, одно слово…».
Старая длинная избушка неумело пряталась в густом неполовозрелом ельнике, метрах в десяти-двенадцати от приметной чёрной базальтовой скалы, чей внешний облик — неуловимо и ненавязчиво — напоминал о существовании в нашем бренном Мире загадочных и таинственных — «Всадников-без-головы».
Когда-то — очень-очень давно — это была солидная и крепкая изба-пятистенок, но Время, как известно, безжалостно и неумолимо. Всегда — неумолимо, безжалостно, сурово и неизменно. Всегда, везде и во всех Мирах…
Сейчас брёвна этого древнего покосившегося строения почернели, покрылись лохматыми разноцветными лишайниками и местами прогнили насквозь. На пологой крыше, поросшей пышным тёмно-зелёным мхом, насмешливо шумели на свежем ветру своими ветками-листиками несколько взрослых берёз и осин. Было видно, что бывшие хозяева строения неоднократно пытались дополнительно укрепить и утеплить избушку: местами бревенчатые стены были обмазаны толстым слоем серо-коричневой глины, местами — обложены дёрном. Окон не было вовсе. Покатая крыша, сработанная из узких древесных плах, нещадно перекосилась. На нижнем венце избы ещё можно было разобрать вырубленные некогда топором цифры и буквы: — «17.07.26. Рерих».
— Здравствуй, крёстный, однако, — осторожно касаясь тёмно-коричневыми пальцами текста, вырубленного в бревне лиственницы, пробормотал Ворон. — Рад тебе. Однако, рад. Бывает…
— А это что — за железяки? — спросила, ткнув в сторону указательным пальцем, Анна Петровна. — Ржавые все такие из себя. Железненькие. Тёмно-бурые…
— Буровая установка, однако. Старенькая. С её помощью и искали — в те давние годы — всякие осколки и обломки. Долго, однако, искали. Почитай, три с половиной месяца.
— И как? Нашли?
— Нашли, однако, — невозмутимо подтвердил Костька. — Как же иначе? Кто серьёзно ищет, тот, однако, всегда найдёт…. Только я не знаю — что конкретно. То ли, однако, какую-то металлическую табличку с текстом. То ли целую библиотеку, записанную — непонятным образом — на круглом керамическом кольце. Но только после этого крёстный-Николай и решил — навсегда переселиться в далёкие Гималаи, однако…. Ладно, путники, осматривайтесь здесь. И, главное, не скучайте. А я, однако, по делам отойду. Ненадолго. Через полчасика вернусь, однако…
Шаман скрылся в узкой извилистой лощине, а остальные путешественники зашли в избушку.
— И ничего особенного, — минут через пять-семь резюмировала Анна Петровна. — Многолетней затхлостью пахнет. Пол местами подгнивший. И мышиный помёт — меленькими чёрно-бурыми катышками — валяется повсюду. Даже на самодельном обеденном столе. Бр-р-р, гадость какая…. А на досчатой стене имеется знаковая надпись, сделанная углём: — «Здесь были Бушков и Мисти». Деятели, тоже мне.
— Это точно, — мечтательно улыбнувшись, согласилась Айлу. — В том смысле, что те ещё деятели — прожжённые, нахрапистые и наглые…. Пошли на свежий воздух?
— Пошли…
Они вышли из избы.
— Елочки зелёные, — восхитился Писарев. — А это кто же такой пожаловал? Посмотрите, барышни, на восток.
Над дальним водоразделом плавно парил, почти неподвижно зависнув в воздухе, угольно-чёрный, местами угловатый силуэт: сплошные перепончатые крылья, из которых стыдливо высовывалась-шевелилась маленькая уродливая голова на тоненькой длинной шее.
— Классический птерозавр[9], как я понимаю, — сообщила Анна Петровна. — Очень славный и, безусловно, достойный экземпляр.