Утро, честно говоря, выдалось совершенно обычным и ничем непримечательным: в меру тёплым, с лёгким юго-западным ветерком и белыми кучевыми облаками, неторопливо плывущими по ярко-голубому небу.

— В небе солнечном и светлом — путь свой держат — облака, — умываясь, негромко напевала Айлу. — Вдаль уходят — незаметно, и походка их — легка. Вдаль уходят — словно Боги, босоноги и легки. Безо всяческой — дороги. Безо всяческой — Любви…. Без Любви. И без надежды. Без сомнений и причуд. Ветерок — слепой и нежный — нарисует их маршрут. Нарисует, как и прежде, всем сомненьям — вопреки. В Край безудержной — надежды. В Край немыслимой — Любви…

Они оперативно позавтракали в кафе, сдали номера и, загрузив в багажник «Жигулей» дорожные вещи и небольшой «продовольственный набор», выданный предупредительным пожилым официантом, отправились в путь.

Машина была старенькой, но, в отличие от «горно-алтайской», светло-зелёной.

— У вас, Айлу, тяга к неприметным автомобилям? — язвительно хмыкнул Писарев. — Или же инструкции такие?

— Скромность, она украшает человека. Причём, всегда, везде и любого, — ловко управляясь с автомобильной баранкой, чуть заметно передёрнула плечами девушка. — А привлекать к себе внимание (без должных на то причин), является откровенной и вредной глупостью.

— Так любит говорить один ваш хороший знакомый?

— Вы, наверное, удивитесь, но так считают многие мои знакомые. Очень многие…

«Жигули» проследовали через центр села и переехали по хлипкому мосту через Большую Катанду. Дорога была пустынна, только в одном месте они обогнали деревенскую конную телегу с двумя неприметными седоками на облучке.

Машина, проехав вдоль русла (вернее, устья), Большой Катанды, остановилась на низком берегу Катуни.

Вокруг было безлюдно, никаких других машин и людей, желавших форсировать реку в этом месте, поблизости не наблюдалось. Где-то надсадно и глухо тарахтел старенький дизель. Над речной водой активно клубилась низкая туманная дымка. Тихонько и жалостливо поскрипывал толстый железный трос, переброшенный между двумя берегами.

— Паром, — Писарев указал рукой на тёмное пятно, медленно приближавшееся сквозь речной туман. — А Катунь не очень-то и широкая. Ах, да, это же только её «срединное верховье», как вы, Айлу, выразились…

Вскоре паром пристал к берегу, и «Жигули» — по переброшенным деревянным мосткам — уверенно въехали на его скрипучий настил.

— Когда, родной, будем переправляться? — поинтересовалась (через приоткрытое автомобильное окошко), у небритого паромщика, облачённого в промасленную фуфайку, Айлу.

— Ждать будем, на, — густым басом известил мужик. — Эге.

— Сколько — ждать?

— Сколько надо, на, столько и будем. Пока паром, на, не заполнится…. Мне оно надо — пустым его гонять через реку, на?

— Надо, — протягивая несколько мятых купюр, заверила девушка. — В том смысле, что очень надо. Время нынче дорого. Вот, держи — за отсутствующих пассажиров. Заводись и поехали. Сдачи не надо.

— Совсем другое дело, на…

Через пару-тройку минут вновь ожил старенький движок, паром, вздрогнув несколько раз подряд, тронулся с места, монотонно заскрипел направляющий трос.