Лорин вошла, когда Трейси разговаривал по телефону с Кимом. Увидев ее, он свернул разговор.

На ней был длинный плащ. На улице, видно, начался дождь, потому что она сразу же направилась в ванную, отряхнуть зонтик из лакированной рисовой бумаги.

А потом упругой походкой танцовщицы она двинулась к нему.

— Как прошел спектакль? — спросил он.

— Лучше, — она улыбнулась и направилась в кухню, чтобы налить себе содовой. — Хочешь чего-нибудь съесть?

— Нет.

Она вернулась со стаканом в руке и уселась рядом с ним на белый диван под окном.

— Мне нравится танцевать в «Мечтателе». Такое удовольствие, не то что все эти облегченные партии, которые Мартин давал мне после травмы, — свет уличных фонарей, проникавших сквозь полосатые жалюзи, плясал на ней причудливыми волнами. Она склонила голову набок.

— На что ты смотришь?

— На тебя.

Она собралась было что-то сказать, но, заметив выражение его глаз, сдержалась и только кашлянула. Трейси обнял ее, она прижалась к его груди, растворилась в тепле и покое. Губы ее приоткрылись, она почувствовала прикосновение его губ, его языка. У нее перехватило дыхание. Она положила голову ему на плечо, устроилась поудобнее, вытянула ноги.

В комнате воцарилась тишина, только с улицы доносился шум автомобилей.

— Когда ждешь своего выхода, — наконец произнесла Лорин, голос ее мягко плыл в полутьме, — состояние одно: ты напряжен и в то же время инертен. Но когда выходишь на сцену, все меняется. Тогда ты собираешься, и больше ни о чем не думаешь. Но перед выходом... — она подняла голову, ее длинные волосы защекотали ему шею. — Перед этим приходят самые странные мысли. Воспоминания.

— Какие воспоминания?

Она взяла его руки в свои, как бы пытаясь удержать исходившее от него тепло.

— Я вдруг вспомнила... похороны Бобби, — Трейси шевельнулся. — Как ты сопровождал его гроб в Даллас. Свернутый флаг, пришпиленная к обшивке гроба медаль...

— И я это помню, — хрипло произнес Трейси. — Но почему вспомнила ты? Это ведь было так давно.

— Я часто думаю о Бобби, — прошептала Лорин. — Даже сейчас, — по щекам ее побежали слезы, но она не вытирала их. — Иногда я так по нему скучаю! Для меня он навсегда останется младшим братишкой. Он погиб таким молодым! Он даже не успел стать взрослым.

— Ему было почти девятнадцать, и он уже стал настоящим мужчиной.

— Нет. Ты не понял, что я хочу сказать. Мы знали друг друга детьми... Мы не успели вырасти вместе. И мы никогда... — Голос ее прервался, она утерла слезы рукой.