– Еще один вопрос, – промолвил он.

Уиш обернулась.

– Как ты нашла меня, Элинор? Там, в туннеле, с Рурком?

Она помедлила, ее брови опять поползли вверх.

– Ну, мы спустились в лаз вместе с Хэнлоном. Но когда выбрались из самодельного туннеля, то разделились. Он пошел по коридору в одну сторону, а я – в другую. Я выбрала правильное направление. Вскоре заметила следы крови. Потом нашла Франклина. Он был мертв. А после этого мне просто немножко повезло. Я услышала выстрелы, а затем – голоса. В основном голос Рурка. Я пошла на этот голос. А почему ты спросил?

– Не знаю. Просто вдруг пришло в голову. Ты спасла мне жизнь.

Они посмотрели друг на друга. Ее рука лежала на дверной ручке, и дверь была приоткрыта – так что Босху было видно плечо сидящего в коридоре на стуле Гэлвина-младшего.

– Все, что я могу сказать, – это спасибо.

Она сказала «ш-ш», отвергая его благодарность.

– Не нужно ничего говорить.

– Не увольняйся.

Он увидел, как щель в двери исчезла, а вместе с ней – и полосатый пиджак. Элинор стояла у двери, ничего не говоря.

– Не уезжай.

– Я должна. Я еще увижусь с тобой, Гарри.

На сей раз дверь открылась во всю ширь.

– Прощай, – сказала она, и вот уже ее не было.

Босх пролежал неподвижно почти целый час. Он думал о двух людях: об Элинор Уиш и Джоне Рурке. Он на долгое время закрыл глаза и подробно представил себе озадаченное лицо Рурка, когда тот, отлетев к стене, стал оседать и наконец упал в темную воду. «Я бы тоже удивился на его месте», – думал Босх. Но было там и еще что-то – нечто такое, что он не мог до конца определить. Некое осознание, постижение, не связанное с его умиранием. Вроде внезапного разрешения загадки.

Через некоторое время он спустил ноги с кровати и сделал вдоль нее несколько пробных шагов. В теле ощущалась слабость, однако тридцать шесть часов сна поселили в нем беспокойную неусидчивость. Когда он утвердился на ногах, а плечо, хотя и с болью, приспособилось к гравитации, Гарри принялся вышагивать взад и вперед вдоль кровати. Он был одет в светло-зеленую больничную пижаму – обычную, а не из тех, вроде рабочего комбинезона с открытой спиной, в которых он всегда находил что-то унизительное. Освоившись, Босх зашлепал по комнате босыми ногами, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть открытки, прикрепленные к корзинам с цветами. Одну из корзин прислал профсоюз полицейских. Другие поступили от двух знакомых копов – просто знакомых, не друзей; одна была от вдовы бывшего напарника, потом от юриста его профсоюза и еще от одного бывшего партнера, который сейчас жил в Энсеньяде.

Босх отошел от цветов и подошел к двери. Чуть приоткрыв ее, в щелочку увидел, что Гэлвин-младший по-прежнему сидит там, читая каталог полицейского снаряжения. Босх открыл дверь на всю ширину. Голова Гэлвина дернулась вверх, он поспешно захлопнул журнал и сунул его в стоящий у ног атташе-кейс. При этом он не произнес ни слова.

– Итак, Клиффорд, – надеюсь, я могу к тебе так обращаться? – что ты здесь делаешь? Я разве нахожусь в опасности?