– Угу. Рурка, Льюиса с Кларком – все погибли при исполнении служебного долга.

– Это Уиш им наговорила?

– Нет. О ней вообще нет речи. Я имею в виду, что на ее слова никто не ссылается. Я думаю, они будут некоторое время придерживать ее показания, пока не закончится расследование.

– А официальная версия?

– «Таймс» говорит, со ссылкой на управление полиции, что ты, Льюис и Кларк входили в организованную под началом ФБР группу для наблюдения за хранилищем. Я-то понимаю, что это вранье, потому что ты бы никогда не подпустил этих шутов ни к одной своей операции. Вдобавок они из СВР. При чем они тут? Мне кажется, «Таймс» тоже понимает, что дело нечисто. Знаешь, этот твой приятель, Бреммер, звонил мне вчера, разнюхать, что я знаю. Но я не стал болтать. Как только мое имя появится в газетах в связи с этим делом, меня сошлют куда похуже, чем в Ньютон. Если есть такое место.

– Да, – сказал Босх. Он отвернулся от бывшего напарника, от всего услышанного ему как-то сразу сделалось тошно. Похоже, от этого рука у него разболелась еще сильнее.

– Слушай, Гарри, – проговорил Эдгар через полминуты, – я, пожалуй, пойду. Я не знаю, когда они заявятся, но лучше мне уйти, старина. Береги себя и сделай так, как я тебе сказал. Амнезия. Потом получай свою восьмидесятипроцентную пенсию за инвалидность при исполнении, и пошли бы они все!

Эдгар отсалютовал, подняв палец к виску и кивнув. Гарри рассеянно кивнул в ответ, и тот ушел. Босх разглядел сидящего за дверью полицейского в форме.

Через некоторое время Босх поднял трубку телефона, притороченного к ограждению его койки. Тот молчал, и Гарри нажал кнопку вызова медсестры, и через несколько минут медсестра вошла и сообщила ему, что телефон выключен в соответствии с распоряжением управления полиции Лос-Анджелеса. Он попросил газету, но она отрицательно покачала головой, сославшись на то же распоряжение.

Настроение упало дальше некуда. Босх понимал, что в связи с произошедшими событиями и перед полицией, и перед ФБР встали громадные проблемы в плане общественных связей. Но он не видел реальной возможности скрыть правду. Слишком много учреждений и ведомств замешано. Слишком много людей. Им никак не удастся удержать крышку на этом кипящем котле. Неужели у них хватит глупости попытаться?

Он еще ослабил крепежный ремень на груди и попробовал сесть. Это вызвало у него головокружение, и рука буквально возопила о том, чтобы ее оставили в покое. Гарри почувствовал, как подступает тошнота, и потянулся к посудине из нержавейки, стоящей на прикроватном столике. Позыв утих. Однако он пробудил воспоминание о вчерашнем эпизоде с Рурком в туннеле. Босх начал припоминать куски из монолога Рурка. Он старался увязать эту новую информацию с той, что уже знал прежде. Потом ему пришла мысль о бриллиантах – о трофее, взятом из тайника Уэстлендского банка, – и о том, отыскались ли они. Если да, то где? Какое бы восхищение ни вызывали в нем разработка и воплощение этого замысла, Босх никак не мог заставить себя восхититься его автором. То есть Рурком.

Гарри почувствовал, как им овладевает смертельная усталость – словно туча надвигается на солнце. Он снова откинулся на подушку. Последнее, о чем он успел подумать, прежде чем впасть в забытье, было нечто сказанное Рурком в туннеле. Те слова насчет возрастания его доли сокровищ после смерти Медоуза, Франклина и Дельгадо. Как раз в тот момент сна, когда Босх вслед за Медоузом нырнул в темную дыру в джунглях, до него дошла важность сказанного Рурком.

На сидящем в кресле для посетителей человеке был восьмисотдолларовый костюм в тонкую полоску, золотые запонки на манжетах и перстень с розоватым ониксом.

– СВР, да? – зевнув, произнес Босх. – Из мира грез в ночной кошмар.

Человек вздрогнул от неожиданности. Он не заметил, как Босх открыл глаза. Он встал и вышел из больничной палаты, не сказав ни слова. Босх снова зевнул и огляделся в поисках часов. Часов не было. Он опять ослабил нагрудный ремень и попытался сесть прямо. На сей раз он чувствовал себя гораздо лучше. Никакого головокружения. Ни тошноты. Он посмотрел на уставленные букетами подоконник и комод. Ему показалось, что количество цветов возросло, пока он спал. Мысленно он спросил себя, есть ли среди них какие-нибудь от Элинор. Заходила ли она его проведать? Вероятно, ее бы все равно не впустили.

Через минуту Полосатый вернулся, неся магнитофон и ведя за собой процессию еще из четверых, тоже в цивильных костюмах. Одним из них был лейтенант Билл Хейли из полиции – начальник подразделения по расследованию случаев применения полицейскими огнестрельного оружия, а еще одним – заместитель начальника Ирвин Ирвинг, возглавляющий СВР. Двух других Босх определил как людей из ФБР.

– Знай я, что меня будут дожидаться столько людей в штатском, завел бы будильник, – сказал Босх. – Впрочем, мне не дали ни будильника, ни нормального телефона, ни телевизора, ни газеты.

– Босх, меня вы знаете, – произнес Ирвинг и выбросил руку в сторону остальных. – И также знаете Хейли. А это агенты Стоун и Фолсом из ФБР.

Ирвинг посмотрел на безымянного Полосатого и кивнул в сторону прикроватной тумбочки. Тот прошел вперед и установил на нее магнитофон, потом поставил палец на кнопку записи и вопросительно оглянулся на Ирвинга. Босх посмотрел на него и сказал:

– А вы не хотите представиться?