Линда опять замялась:
— Знаете, это вообще не имеет отношения к делу. Я не хотела бы говорить об этом…
— Ну что вы, Линда, очень даже имеет! Говорите все как есть. Вы же понимаете, что в противном случае я буду вынужден проверить те сведения, которые вы мне сейчас сообщили, официально.
— Ой, не надо, прошу вас! Какая же я дура, проговорилась! С Эдиком все в порядке, но для всех своих знакомых он исчез. Его мама перед смертью намекнула, что Эдварду грозит смертельная опасность. Не потому, что он сделал что-то плохое, а потому что встал какому-то мерзавцу из бандитов поперек дороги. И мерзавец этот может его убить! Она говорила, что к ней уже наведывались домой, пытались узнать, где Эдик, угрожали ей! После их ухода ей «скорую» вызывали. У нее никогда особых проблем со здоровьем не было, а тут… Она умерла на третий день после приезда ко мне. Ее смерть на совести этих бандитов! Эдик ничего не знал о кончине матери, потому и на похороны не приехал. Кто и куда должен был ему сообщить об этом?.. Он только в этот раз узнал, что ее нет на свете, и был очень подавлен. Мы на могилу к ней ездили. Он заплакал: «Это я виноват, мама…»
— Погодите, погодите, Линда! Если я правильно понял вас, Эдварду пришлось срочно уехать из Эстонии. Из-за каких-то там сомнительных друзей, так? А вы знаете этих его друзей?
— Этих, которые ему угрожали? Нет. Но некоторых знаю, не всех, конечно… С мальчишками из нашего двора дружил, но самый лучший и давний его друг — Томас Кирс. Они с ним и в Таллине учились в одной школе, и в Нарве вместе летом отдыхали. Томас к бабушке ездил… к Валентине Райдма.
— Ладно, про бандитов, которые могут убить вашего племянника, поговорим позже. А сейчас расскажите мне, какие отношения были у вашего Эдика и Томаса Кирса? Племянник рассказывал вам что-нибудь о Томасе: где тот, чем занимается?
— Нет, как он мне мог что-то рассказывать, если мы все эти годы не встречались, не созванивались, не переписывались? Я даже не знала, жив ли он. Мне не у кого было спросить, потому что никого из родных, кроме меня, у Эдика не осталось. Я только в этот раз узнала, что он живет в Америке. Он сказал мне это по большому секрету, а я вот… вам разболтала.
— Успокойтесь, я об этом никому не собираюсь говорить.
Женщина помолчала с минуту и снова заговорила:
— Ну, кое-что о Томасе я знаю. Однажды я спросила Эдика, еще до отъезда из Эстонии: почему я Томаса давно не вижу в гостях у нас в Нарве? Он ответил, что другу вроде как пришлось уехать за границу, но куда точно — не помню, кажется, в Америку или в Англию. Эдик еще добавил, что перед отъездом Томаса за границу дал другу денег взаймы, большую сумму.
— Когда уехал ваш племянник в этот раз?
— Вечером двадцатого, в субботу. Он сразу сказал, что не знает, сколько дней пробудет в Нарве. По мне, так пусть бы еще погостил. Он же мне как сын, каждое лето у меня жил. Я его всегда ждала, верила, что он жив. А сейчас неожиданно, без предупреждения прилетел. Заявил, что сюрприз хотел мне сделать… И сразу сказал, что билеты обратно заказаны, а то праздники на носу, самолеты переполнены. Ивику он отправил в Таллин девятнадцатого, сказал: пусть походит по магазинам и переночует в отеле, а двадцатого они вместе улетят в Америку. Он вызвал такси и посадил Ивику в него. Я была в это время дома, ушла на кухню, чтобы не мешать молодым прощаться. А потом, на следующий день, уехал Эдик.
— Вы его провожали?
— Мы попрощались у порога. Эдик сказал, что они сами доберутся.
— Кто «они»?
— Не знаю. Племянник сказал, что до Таллина едет с каким-то однокашником. Я в окно выглянула, увидела какого-то высокого парня в темной куртке рядом с ним, мне показалось, что это был Ингар, но я могла и ошибиться. Зрение уже не очень хорошее…
— На чем они собирались ехать в Таллин? У них были куплены билеты на автобус?
— С билетами ничего не получилось, поэтому он собирался либо такси брать, либо с кем-то насчет машины договариваться.
— И что?