На следующее утро Готфриду стало заметно легче. Он смог встать и выйти на улицу. Правда, сил было не очень много, и Готфрид присел на скамейку прямо за порогом, которую следом несла повеселевшая Агнета.

Как и раньше, во время радости, девочка попыталась забраться Готфриду на колени, но он мягко отстранил ее.

– Во-первых, ты уже большая, – строго сказал он. – А во-вторых…

Готфрид вдруг понял, что не знает что «во-вторых».

– Лавочка сломается? – улыбаясь, подсказала Агнета.

Ворота замка открылись, и въехала большая группа воинов. Пьяный Адал возвратился из ближайшей деревушки, жители которой, по мнению Адала, задолжали ему крупную сумму. Воин справа поддерживал хозяина за плечо, чтобы тот не свалился с лошади.

Увидев Готфрида, Адал поднял правую руку и засмеялся, приветствуя его. Ему помогли слезть с лошади, и увели внутрь донжона, но не в спальню Эрмелинды. Последнюю неделю Адал спал отдельно от жены. Ходил слух, что во время последнего визита в Дрезден он подхватил дурную болезнь. Лицо Адала пожелтело, он часто и болезненно морщился а, что выглядело довольно странно, если не смешно, то и дело испуганно оглядывался по сторонам. Грета металась между Эрмелиндой и сыном. Разговаривая с хозяйкой Берингара, она льстиво улыбалась, закатывала к небу глаза и призывая в свидетели Бога, и не отходила от Эрмелинды, пока та раздраженно не отворачивалась от нее.

– У нее в лице появилось что-то мышиное, – сказала Агнета, наблюдая за очередной попыткой Греты заговорить с Эрмелиндой. На лице девочки появилось отвращение.

Две женщины стояли у главного колодца замка. Эрмелинда спустилась с порожек главных покоев, словно не хотела видеть, как мимо нее два рослых воина проведут под руки Адала. К ней тотчас метнулась, неизвестно откуда возникнув, Грета.

– Я знаю, что Грета часто стоит в кухне и смотрит в окно, когда Эрмелинда выходит на прогулку, – сказала Агнета. – Она жалуется поварихам, что у нее болят ноги и ей дают стул. А потом она сидит, смотрит и ждет пока Эрмелинда не уйдет…

– Почему ты не называешь Эрмелинду мамой? – спросил Готфрид.

Девочка пожала плечами, отвернулась, а в ее глазах мелькнуло недоброе упрямство.

– Дело не в ней… Не в Эрмелинде, – все-таки сказала она.

– А в ком или в чем?

Девочка промолчала. Тем временем Эрмелинда что-то резко ответила Грете. Та, словно защищаясь или умоляя, приложила к своей груди руки и заплакала. Когда Эрмелинда уходила, Грета перестала рыдать, замерла и долго смотрела ей вслед.

К Готфриду подошел один из воинов из отряда, прибывшего с Адалом. Это был Хродальф Унс – рослый малый с добродушным лицом «украшенным» парой грубых шрамов, один из которых перерезал его нос на две неравные половинки. Верхняя часть носа была вдавлена в лоб, а нижняя торчала вверх как бойкий утиный нос.

Столкнувшись глазами с вопросительным взглядом Готфрида, Хродальф досадливо махнул рукой.

– Я не люблю, когда надо мной смеется деревенщина, – гнусаво сказал он. – Но этих ребят из Фрайберга можно понять. Сначала Адал заговорил с людьми о каких-то деньгах, хотя не помнил ни суммы, ни когда одолжил ее, а потом стал приставать к девкам.

– Драка была? – без особого интереса поинтересовался Готфрид.

– Почти нет… – выражение физиономии Хродальфа стало совсем кислым. – Я так и не смог понять, кого следует проучить: деревенских мужиков или идиота Адала. Наши ребята оттолкнули пару деревенских парней, чтобы те не напрашивались на неприятности, а другие едва не схватились за вилы…