— Значит, ничего не попишешь. — Видок разочарованно разводит руками. — Придется ловить другую рыбку.
— Подожди-ка!
Самый старший из возчиков как раз закончил поливать камин дневным запасом мочи и, завязывая штаны, с подозрительной гримасой осведомляется:
— Что ты вынюхиваешь в Сен-Клу? В Париже полно рыбы пожирнее.
Видок, взболтав джин в кружке указательным пальцем, замечает негромко:
— Нас только что уволили.
— Так-так! И на кого же вы работали?
— На Видока.
Реакция более чем удовлетворительная, а именно — собеседники засыпают нас вопросами. Они желают знать все!
— Правда ли, что у Видока глаза на затылке?
— А я так слышал, что он может унюхать вранье за пятнадцать километров.
— А я что знаю! Он заключил договор с дьяволом и по этому договору должен раз в месяц сжигать живьем одного вора — бедолагу труженика.
— Нет, это только потому так говорят, что у него из глаз выходит пламя. Провалиться мне на этом месте, если я своими глазами не видел, как он сжег одному парню шляпу, просто бросив на нее этакий особый взгляд…
Единственный, кто отказывается внести свою лепту в народное мифотворчество, — один из возчиков. Голосом, достаточно громким, чтобы его услышали в самом дальнем уголке Сен-Клу, он объявляет:
— А я не боюсь никакого Видока. Если бы он сидел сейчас здесь — на том самом месте, где сидишь ты, брат, — я бы показал ему, где раки зимуют, уж поверь моему слову. Уж я бы вытряс из него душу! Эй, ты! — Распаленный гневом, он бросает на меня сверкающий взгляд. — Чего лыбишься?
— Я ведь уже говорил, — влезает Видок, награждая меня предупредительным подзатыльником. — Он у нас малость простоват.
— Никто не смеет приходить сюда и смеяться над нами, — гнет свое возчик, воинственно нашаривая на поясе нож. — Это невежливо!
Однако конфликту не суждено разгореться, потому что речь возчика прерывается пронзительным воплем мадам Пруно:
— Я тебе покажу, что такое невежливо!
Как воплощение мести проносится перед глазами грозная тень ее засаленного халата, и вот она уже выхватывает из-за камина плетку из сыромятной кожи: