— Разумеется, во время Революции мы потеряли все. Якобинцы присвоили наши земли — в этом не было ничего неожиданного, но затем большую часть драгоценностей мы потеряли по дороге в Варшаву, а с оставшимися деньгами барон поступил несколько неразумно. Эмигрантом он оказался никудышным, в особенности учитывая, как много ему доводилось путешествовать прежде. Но одно дело — путешествие, даже изгнание, добровольное, и совсем другое — вынужденное. Бедный, он сильно переживал. Все время интриговал, изобретал способы вернуться сюда, где его ждали меньше всего.

Она ненадолго подносит чашку ко рту.

— А интриги, вынуждена заметить, стоят денег. По крайней мере, его интриги всегда стоили.

Шурша юбками, она поднимается. Скупым движением холеной руки открывает шкаф, поглаживает сафьяновые переплеты.

— Это все, что осталось. Жизнь в десяти томах. До последнего дня он пребывал в убеждении, что кто-нибудь опубликует их. — Она достает с полки крайний слева том, передает мне. — Это может прийтись вам по вкусу, доктор. Здесь описывается жизнь барона, начиная с его рождения в Тулоне до краткого и, не побоюсь этого слова, невыдающегося периода, когда он служил интендантом в Лиможе. — Она почесывает спину костяшками пальцев. — Лично я только эту часть и могу читать. Остальные меня слишком волнуют. Ах, доброе утро, киса!

Я чувствую прежде, чем увидеть: трение о мою штанину. Затем в распростертые объятия баронессы прыгает клубок из черного, белого и оранжевого.

— Киса проснулась? Какая же соня наша кисочка! А что еще делать в такой туман, правда? Ах да, поэтому-то кисочка и любит туман! Ну-ка, пойдем к окошку, посмотрим, видишь?

В неверном свете канделябров они сливаются на несколько мгновений в единый организм: конечности сплетены в стремлении к общей цели, мурлыканье перемежается нежным бормотанием.

— Боюсь, я должна задать неделикатный вопрос, — произносит она.

Я не сразу понимаю, что она обращается ко мне. Ее голос еще не вполне перешел в человеческий регистр.

— Как вам будет угодно, — выдавливаю я.

— За вами следили?

— Нет.

Я отвечаю с убежденностью, но при этом понятия не имею, следили за мной или нет. Я все еще не привык к мысли, что стою того, чтобы за мной шпионить.

— Теперь моя очередь быть неделикатным, мадам баронесса.

— Прошу вас.

— Что связывает вас с месье Лебланом?

С явным сожалением она отпускает кошку, и в этот момент — впервые с моего появления — ее внимание оказывается полностью обращенным на меня. Я бледнею. Чего стоит одна улыбка, отполированная в миллионах гостиных и салонов.

— Доктор, я ощутила внезапное желание прогуляться. Не окажете ли честь сопровождать меня?