— Проснитесь! Вставайте!

Кажется, это Жанна Виктория. Она тяжело дышит и полна решимости. Трясет меня за воротник сорочки.

— Что вы здесь…

— Присматриваю за вами, — отрезает она. — Как обычно. Скорее, у нас нет времени!

Схватив мою руку, она, словно сестра милосердия — выздоравливающего, сводит меня вниз по лестнице.

— Шарль, — шепчу я.

— Он со стариком. Быстрее!

«Но что случилось? — хочу я спросить. — Почему я должен куда-то идти?»

Но тут мы доходим до нижнего этажа, и я сразу понимаю почему.

Пожар.

Первое, что я чувствую, это как с заднего двора бьет волна раскаленного воздуха. Жар делает его одновременно густым и жидким. Над нашими головами трещат и стонут стропила. То, что осталось от кухонного потолка, дождем конфетти осыпается на нас, и от сладкого терпкого запаха становится трудно дышать.

Куры, вспоминаю я в тот момент, когда Жанна Виктория вытаскивает меня из дома. Куры — их Шарлотта держит на заднем дворе. Они сгорят заживо.

Тут появляется сама Шарлотта. Ее лицо краснее обычного, потемневшие глаза кажутся бездонными.

— Месье Эктор! — восклицает она с характерным ломаным акцентом.

Мысленно я быстро пересчитываю присутствующих. Папаша Время стоит, завернувшись в покрывало. Студенты-юристы, вся троица, окружают молодую женщину в одеяле, с голыми плечами и прекрасными золотистыми волосами. Сегодняшний трофей, только непонятно, чей именно.

От этого весьма неорганизованного сборища отделяется взъерошенная фигура. Мать, без обычной своей шляпки с тюлем, прическа сбилась набок.

— Ох! — произносит она.

Она обнимает меня и дрожит всем своим легким, будто птичьим, телом.

— Ты жив!

— Ну конечно.