Видок хихикает.

— Я, само собой, и рад бы ему заплатить из личных средств Леблана, да только когда мы нашли тело, от кошелька и следа не осталось. Да и от одежды тоже. Оставь труп лежать, и его оберут до последней нитки. Коронки с зубов поснимают. Нет, — произносит он, и его голос звучит все тише и тише, — боюсь, единственное, что осталось на месье Леблане, это его панталоны.

Он склоняется над трупом.

— Так-так, — бормочет он и неожиданно мягким жестом проводит рукой по напомаженным волосам. — Вы же понимаете, доктор, — он переводит взгляд на меня, — при моей работе нет-нет да и приходится иметь дело с покойниками. Обычно убивают, когда не удается ограбить. Или жертва слишком протестует. Или вор не профессионал. Что-то идет не так, ему не удается перерезать тесемку кошелька, он впадает в панику. Или бывает еще, что жертва узнает вора, и приходится ее… — Он смотрит мне в глаза. — Обычно это делается быстро. И чисто. Здесь все выглядит по-другому.

Он полностью снимает с тела простыню.

— Что скажете? — спрашивает он.

Нет, он говорит иначе:

— Что скажете, доктор?

— Что ж, посмотрим. — Может, вы слышите его: мой новый баритон. — Судя по состоянию суставов, стадия rigor mortis[4] миновала. Мышечные белки начали разлагаться. Из этого следует, что смерть наступила, по крайней мере, тридцать шесть часов назад. Впрочем, нет, прошу прощения, сорок два.

— Почему сорок два? — интересуется он.

— Вряд ли вы встречались, — отвечаю я, протягивая ему руку.

На кончике моего пальца восседает муха. В изумрудных одеждах, сонно-неподвижная.

— Lucilia sericata, — объявляю я. — Для нас с вами — зеленая падальная муха. Как правило, первое насекомое появляется… самое раннее через тридцать восемь часов. Судя по ее виду, несколько часов она успела попировать.

И словно бы в подтверждение моих слов, раздается ответное жужжание других мух, собравшихся за тем же столом. Одна из них даже усаживается на переносицу Видока. Его верхняя губа вздрагивает, и муху сдувает потоком воздуха.

— Сорок два часа, — бормочет он. — Следовательно, умер до захода солнца… Ну а как вы…

И внезапно: первый шепот фортепьяно из соседней комнаты. Гаммы, исполняемые легко и уверенно. Играть мог кто угодно, но мне почему-то представилась юная девушка. С кудряшками и в передничке — зеница ока смотрителя морга.

— Никаких признаков травмы головы, — продолжаю я. — Смертельный удар, вероятно, нанесли сюда, в левое подреберье. Убийца воспользовался оружием с весьма длинным лезвием, возможно…

— Скорее всего, шотландским кинжалом.

— А вот это любопытно. — Я прикасаюсь пальцами к безволосому торсу Леблана. — Видите рваные раны? Не шире двух сантиметров в диаметре. По моим подсчетам, не меньше полудюжины на одной только грудной клетке.

— На спине еще четыре, — сообщает Видок.