Историк, генерал-майор Джон Страусон спрашивает, о каких переговорах о мире могла идти речь в 1941 г.:
Сохранила бы Англия оба своих флота, военный и торговый, и полную свободу передвижения по морю? Отказалась бы Италия от своих африканских колоний? Были бы Греция и Албания свободны? Ушли бы Роммель и Африканский корпус из Ливии? Имела бы Англия возможность сохранить свои вооруженные силы – к 1941 г. – на необходимом уровне и задействовать их там, где она, а не Гитлер, сочтет нужным? Что сказала бы Англия Франции, странам Бенилюкса, Дании, Норвегии и Польше? Согласился бы Гитлер – при условии жестких наблюдательных мер за исполнением соглашения – прекратить разработку «оружия возмездия», реактивных самолетов, подлодок нового поколения – и ядерного оружия? Было бы, после покорения всей Восточной Европы, включая Россию, снова заявлено, что он не имеет дальнейших территориальных притязаний? Гарантировал бы он Британской империи неприкосновенность? Или весь этот достигнутый в результате переговоров мир – если на минуту допустить, что он вообще мог быть заключен – оказался бы очередным Амьенским миром, временным соглашением между Великобританией и Францией в 1802–1803 гг., в период действия которого Наполеон лихорадочно готовился к возобновлению военных действий?[122]
Уже сама по себе постановка этих вопросов свидетельствует о невозможности достижения успеха в переговорах о мире, не говоря уже об опасностях, грозивших миру в случае, если бы Гитлеру позволено было стать хозяином Европы.
Столь же губительным для надежд Британии на долгосрочную независимость стало бы развитие событий, при котором Сталин разгромил бы Гитлера, и Красная Армия хлынула бы на запад до Берлина и дальше, а во Франции и Германии не оказалось англо-американской армии, способной помешать ей двигаться дальше. Контроль со стороны Сталина над портами на побережье Ла-Манша в той же мере угрожал независимости Великобритании в конце 1940-х – начале 1950-х гг., как и контроль со стороны Гитлера.
Добавим к этому тот факт, что Гитлер (хотя и урывками) проводил собственные исследования в области ядерного оружия, тогда как Сталин узнал об успехах союзников в этой сфере от своих шпионов на Западе, и необходимость участия Англии в стремительно надвигающейся войне была очевидной. Какой бы диктатор ни получил, возможно, не на один год, контроль над Европой, Англии пришлось бы распрощаться с надеждой на долгую и подлинную независимость. Генри Киссинджер однажды саркастически высказался по поводу многолетней войны между Ираном и Ираком: «Жаль, что и те, и другие никак не могут проиграть». Риск, что война между нацистской Германией и Советским Союзом может привести к какому-то иному результату, нежели взаимное поражение, был слишком велик, для того чтобы британское правительство могло взять его на себя в 1940 г.
Более того, если бы Англия согласилась с условиями Гитлера после эвакуации британских экспедиционных войск из Дюнкерка, исчезло бы основание для того, чтобы вынудить Соединенные Штаты принять стратегию «приоритета Европы». В период «молниеносной войны» и Битвы за Англию Америка упорно сопротивлялась попыткам убедить ее в ценности такого союзника, как Великобритания. Хотя после войны Англия действительно оказалась в долгу у Америки, она была бы не в лучшем финансовом положении, если бы на протяжении многих лет вынуждена была оставаться в боевой готовности, ожидая, когда Гитлер внезапно решит аннулировать свой мирный договор и снова напасть. В конце концов, фюрер нарушал все соглашения, которые он когда либо заключал.
Кроме того, к моменту эвакуации из Дюнкерка война на море шла вот уже девять месяцев; моряки гибли, суда, перевозившие эвакуированных детей в Канаду, подвергались торпедированию, и Англия была в бешенстве. Заключение явно позорного мира нанесло бы сокрушительный удар по гордости и национальному достоинству империи и, несомненно, привело бы к серьезным волнениям внутри страны, фатальным для чувства национального единства, позволившего оппозиционным партиям войти в правительство Черчилля в мае 1940 г. Подрыв морального духа Великобритании и ее союзников внутри империи был бы слишком высокой ценой за возможность избежать угрозы «молниеносной войны»; единственными политическими силами внутри страны, которые бы выиграли в случае заключения мира, была бы Коммунистическая партия и Британский союз фашистов.
Что же касается обвинения, что Черчилль расправился со своим самым любимым детищем, то на самом деле после принятия в 1935 г. Акта об управлении Индией Британская империя уже далеко продвинулась на пути к самоуправлению. Вторая мировая война, несомненно, ускорила этот процесс, но к тому моменту, как Черчилль пришел к власти в мае 1940 г., золотые дни империи уже давно канули в прошлое. Если говорить более эмоционально, то что осталось бы Англии от ее имперской славы в результате выпрошенной у Гитлера передышки?
Заключить в 1940 г. мир с Гитлером и отказаться, таким образом, от надежды, какой бы призрачной она ни казалась в то время, однажды освободить Европу от нацизма означало бы обречь ее на «бездну нового мрачного Средневековья, на этот раз еще более зловещего и долгого благодаря бесславной науке». Вряд ли европейским евреям удалось бы пережить процесс истребления, начавшийся в Польше в сентябре 1939 г. как несистематический, но к 1942 г. уже полностью поставленный на отлаженные рельсы, если бы Гитлеру позволили безболезненно прибрать Европу к рукам, а союзники не осуществили вторжение в 1944, 1945 или последующих годах. Великие державы сейчас наслаждаются самым продолжительным периодом мира с момента возникновения в XVI в. национальных государств; было бы это возможно, если бы Гитлеру было позволено сохранить трофеи, завоеванные в результате победы в 1940 г.?
Черчилль понимал, что заключение мирного договора с Германией означало потерю им самим и его страной собственного достоинства. В речи по случаю смерти Чемберлена, Черчилль, образно упомянув об истории, которая с «мерцающей свечой» пытается «зажечь бледным пламенем страсти прошедших дней», вопрошал:
Зачем все это? Единственной путеводной звездой для человека является его совесть; единственным щитом для его памяти является честность и искренность его действий. Очень безрассудно ходить без этого щита, потому что мы слишком часто терпим крушения наших надежд и наших ожиданий. Но с этим щитом, как бы ни играла с нами судьба, мы всегда смело идем в строю чести.
Несмотря на неослабевающие усилия своих хулителей, Уинстон Черчилль по-прежнему идет в этом строю.
Библиография
Все книги были изданы в Лондоне, если не указано иное.