БОКИЙ: Причины сдержанности в этом отношении Барченко непонятны и для меня самого. Теперь, после обнаруженных под руководством наркома внутренних дел Ежова обстоятельств, я думаю, что шпионаж в органах ОГПУ — НКВД шел по другой линии. При самом активном использовании меня я не мог дать тех сведений, которые имели возможность давать другие арестованные лица, в частности Ягода. В связи с этим меня, очевидно, держали в резерве, не желая подвергать напрасно риску провала, сопряженному со всякой активной деятельностью, и довольствуясь тем общим содействием, которое я оказывал Барченко. К этому заключению меня приводит еще и следующее обстоятельство. Последние полтора-два года моя связь с Барченко значительно ослабела. Мы с ним не встречались, и он перестал обращаться ко мне с какими-либо просьбами, и только после произведенных в последнее время арестов он, стараясь восстановить со мной прежнюю связь, вновь обратился ко мне с письмом. Полагаю, что здесь именно имеет место попытка включить меня в активный шпионаж, ввиду провала других линий.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Следствие вам не верит. Стараясь увести следствие от расследования своей шпионской деятельности, вы хотите направить его в другую сторону. Предлагаю вам дать откровенные показания о вашей шпионской работе.

БОКИЙ: К тому, что я уже показал, я больше ничего существенного добавить не могу.

28 мая 1937 г.

Допрашивали: зам. наркома внутренних дел

комиссар Госбезопасности 2-го ранга Бельский

ст. лейтенант Госбезопасности Али

Архив УФСБ по С.-Петербургу и Ленобласти. Дело 23 768. Лл. 60–68.

Примечания