Уже совсем стемнело, когда пришел Александр. Хлопнул дверью. С порога громко, радостно крикнул:

— Глуховцев-то все требования подписал! Знай наших!

И все повеселели. Внесли яркую керосиновую лампу. Мать стала собирать на стол. Катька осмелела, запрыгала по комнатам на одной ноге.

Александр возбужденно рассказывал, как приехал сам вице-губернатор Аралов, как Глуховцев спорил и торговался с уполномоченными от рабочих, угрожал, упрашивал и в конце концов вынужден был согласиться на все требования.

— Одно досадно, требования были не совсем продуманы — прибавка, выбрать по цехам старост и баню открыть... Многое упустили! Не подготовились, черт побери!

Отец оживился, затряс бородкой.

— Все вам мало! Ты что ж думаешь, испугался Глуховцев? Как же! Да это он так, подачку сунул, чтоб не плакали. А он еще кузькину мать покажет.

— Побоится!

— Думаешь?

— Уверен!

Отец встал, примирительно улыбнулся.

— Ну и ладно. Слава богу, тихо кончилось. А я так и ждал, что не вернешься домой. Ну, спать, завтра на работу.

Митя понял, как отец весь день волновался за судьбу Александра.

Едва в доме все улеглись, Митя решительно вошел в столовую, где спал старший брат. Тот еще сидел у стола, при свете притушенной лампы читал что-то, убористо напечатанное на листках папиросной бумаги. При скрипе двери быстро прикрыл листки ладонью.

— Что бродишь?

Митя приготовился повести большой философский разговор, обсудить все проблемы жизни и, между прочим, показать брату, что он, Митя, вполне взрослый, умный и глубокий человек. Он силился вспомнить все, что так ясно было за порогом столовой. Александр выжидательно смотрел на него.

— Шура, я вот хотел спросить... — Митя пошарил глазами по комнате и, так и не найдя никакого повода для вопроса, присел на табурет у стола. — Все не спишь...

— Видишь, не сплю, — отвечал Александр, с нетерпением поглядывая на листки папиросной бумаги. Безразлично бросил: — И ты тоже.

— Секретничаешь! — кивнул на листки Митя.

Александр недовольно поморщился.