— Как что, милая синьора! Когда у нас был дуче, все были фашистами, хотя до того все были социалистами. Вам, может быть, неизвестно, но родители вашего мужа назвали так своего первенца, вашего Бенито, именно в честь Муссолини. А вы, я вижу, этого не знали! Так знайте, милая синьора, знайте! Да, у нас так. Был Муссолини — все были фашистами. Пал его режим — все стали демократами. А у вас разве иначе, в нашей дорогой, милой моему сердцу России? Вы были у себя коммунисткой?

— Нет, я еще не была коммунисткой. То есть, я хочу сказать, что не состояла в партии.

— А у нас?

— У вас я, может быть, вступлю в Итальянскую компартию. Если примут, конечно. Я подданная все-таки советская.

— Странно, милая синьора, странно. Я вас не понимаю. На черта вам это все надо?

Разговор тот произвел на Леру самое удручающее впечатление. Конечно, все это формальности — имя и прочее, но тем не менее как-то противно, что Бенито, если соседка не врет, был назван так в честь одного из самых больших негодяев двадцатого века. Она спросила об этом у него самого.

— Да, кажется, — ответил он с небрежностью. — А что тут такого!

У вас, в Советском Союзе, сколько угодно Сталин, Владленов и тому подобных.

— Сравнил! — Лера даже закричала. — Как тебе не стыдно!

— Ну хорошо. Владлены — это оставим, это особо. А Сталины…

— Бенито! — сказала тихо, но решительно Лера. — Мы поссоримся. Ты этого хочешь?

Он помолчал немного, перекипая внутри, затем рассмеялся, пошел к холодильнику, достал бутылочку дешевой апельсиновой воды, налил в стакан, отхлебнул глоток.

— Вам, советским, непременно нужны личности и нужен их культ.

Вы любите выдумывать себе кумиров и подчиняться им. А вот мне, например, на Муссолини наплевать.

— И мне на него наплевать! — зло бросила Лера.

— И напрасно. Он был незаурядной личностью, сильной, он превратил разоренную первой мировой войной, побежденную Италию…

— В первоклассное фашистское государство! — перебила его Лера.

— Ну и что! Может быть. Но он повел за собой народ.

— Куда? К мракобесию. К неизбежному новому поражению. И привел.

— Я его не оправдываю, пойми. Я юрист, а ты историк. Ты, ты, именно ты должна быть беспристрастной в оценке явлений истории. Но ты пристрастна, ты не объективна. А я просто констатирую. Я, я, объективен я, а не ты. Что было, то было.