— Нет, ты только посмотри телек, какая резня в Чечне Свои бомбят своих. Самолеты мутузят снарядами Грозный… Артиллерия, танки поперли…
— Бесится Кремль, — вмешалась Наташа, — будь моя вол — судила бы за зверство в Грозном.
— Н-да… — хмуро вздохнул Игорь. — Очевидцы, прошедшие Афган, его прогулкой будут считать…
— Фи! — оттопырила губу жена. — Передают по телеку, как на окраину аэродрома в палатки свозили с поля боя убитых. Без содрогания смотреть на это невозможно. Перерезаны горла, отрезаны носы, уши, сняты скальпы, обрублены руки, ноги, обуглены тела. Ав Моздоке неделями в рефрижераторах лежат трупы при температуре 18, потому что они не опознаны по причине: изуродованы неимоверно.
— Ох, не говори, так мерзко на душе! — запротестовал муж.
— Черт знает что делается! Солдаты попали в плен дудаевцам, а обратно подбрасывают их тела. Смотришь, одному вырезали сердце, а другому вспороли живот и набили гильзами… Раненых подвешивают за ноги в разрушенных зданиях, и из-за их тел ведут прицельный огонь стрелки.
— А у меня друзья — чеченцы… — перебил Игорь жену. — Офицер ростовской милиции Саша Вахаев уволился в запас, рванул воевать за свободу республики на стороне генерала Дудаева!.. Говорят, погиб в президентском дворце… А другой мой товарищ, чеченец, чабан Заветинского овцесовхоза Ростовской области Махмуд Имаев умчался в село Знаменское, взял оружие, чтобы свергнуть Джохара… Лег в сырую землю. Оба мне дороги. Какие они боевики? Хватает на войне, как на войне, всякой рвани: мародеров и уголовников, снайперов, афганских моджахедов и прибалтийских стрелков… Расправлялись они со всеми жестоко, кровожадно, зверски, не жалели ни детей, ни стариков, ни женщин, ни русских солдат…
— Нет, погоди! — Наташа властно выбросила руку. — Ты еще о ком-то хотел сказать…
— Военные вымостили дорогу в ад телами мертвых мало обученных солдатиков. Пострадал и дитя одного моего однокашника Андрей Щербаков. Осенью призвали сына Мишу в армию и вот… привезли цинковый гроб. Мальчонка автомат-то никогда не трогал…
«Вот и все, вот и нету юнца», — горько думал Игорь.
— Ты бы видела, как мать гладила холодное железо и громко голосила! Отец криком заходился и проклинал Ельцина.
— Какой ужас! — всплеснула руками Наташа. — Мишенька дитя же восемнадцатилетнее…
— Отдали родителям ботинки на микропоре, обмундирование. У него ног нет. Оторвало… — хотел Игорь объяснить все сразу, но не нашел слов и затих.
— Ох, Игорь! — застонала Наташа и согнулась пополам. — Мне рассказывали, как почтальоны удивляют похоронками на живых… Одни мои знакомые попросили перед захоронением вскрыть гроб. Оказалось, не их сын. Мать не выдержала таких потрясений, слегла. Сын же был жив и находился после ранения в Краснодарском госпитале…
— Это еще цветики! — громко произнес Игорь то, о чем подумал. — Шлют сообщения, знаешь, с таким текстом: «пропал без вести». А сами, гады, чтобы не гневить народ, сжигают трупы, зарывают их в поле. Меньше мороки, меньше будут проклинать власть. Нет мертвеца — нет проблем… Похороны — это же взрыв гнева родителей, друзей, да и просто зевак… Прячут тела… Часть пацанов голодные собаки сгрызли, разорвали на куски… Петлю на себя накинули кремлевцы. В историю они войдут кровавыми покорителями малых народов!
Верхняя губа Наташи побагровела. Грязь всего подлого не соскребешь под видом конституционности, защиты России от развала…
— В Москве, Питере же больше бандформирований, чем в Чечне… Так что давайте колошматить огнем наши города, глупцы, стервецы! — вырвалось у Игоря. — Грозный растерзан страшной ценой — тысячами жертв… А что тогда делать с остальной Чечней южнее Терского хребта, которые голову склонять не собирались… Многолетняя партизанская война на Кавказе?.. Неужто?
Сокрушаясь о содеянном в гражданской войне, Игорь и Наташа не представляли тогда лик горя тех, кого задело огненным крылом безумное, триста раз безумное братоубийственное кровопускание. Текучие годы сквозь пальцы пройдут то черной, то белой, то пестрой картиной, и оголенная правда выползет наружу в Чеченской трагедии. А пока ее боевые осколки прилетали в дома в письмах сыновей и застревали в сердцах родителей. Соседский паренек писал домой: «Папа, у меня работа не пыльная. Я ставлю мины по ночам у отвоеванных домов, чтобы ребята (пехота) могли поспать спокойно. Папа, если бы ты знал, что я испытал и что я видел. Папа, солдат не поймет цену жизни даже за три года службы. Поймет меня лишь тот, кто испытал тридцать суток войны. Сперва было тяжело. Теперь это уже привычка. Не знаю, папа, но мне кажется, я стал волком, который готов разорвать любого в считанные секунды. Папа, это ужасно… Мне снится дом, домашний хлеб. Не думай, что я здесь голодаю. Наоборот, ем то, что ты ел по праздникам и то не всегда. Жалко, что мои два друга не смогут уже никогда войти в свой дом. Будь проклята война. Проклятый снайпер. Я его разорвал на куски. Отец, у меня автомат с подствольным гранатометом. Я его засек, в горячке прорвался к нему ближе и увидел девку лет 20. Она сидела и клацала наших пацанов, как мух. Я ее окликнул, она обернулась и увидела меня. Она была испугана, сука. Она не ожидала. И я выстрелил с гранатомета ей в грудь, одни куски остались. Отец, я этого никогда не забуду. Не дай бог, если мои друзья увидят такое. Пусть лучше они не знают, что такое война… У меня уже две медали. Одна за Петропавловскую «За отличную воинскую службу», там мне пришлось попотеть. И «За отвагу». Это за Грозный. Маме ничего не говори. Знай, что твой сын не трус, как говорил Витька, и не разу не дрогнул, не оставил ребят в беде. Миша.» Это письмо юного Миши было опубликовано.
И такими Мишами прикрылась криминальная нефтемафиозная камарилья. Бессмысленный штурм Грозного. Полегли парни. Награды сыпались, как из рога изобилия, посмертно и живым. Склоняли голову над погибшими мирными жителями и солдатами. Как горько сознавать, что это не взятие Берлина, а холод, копать, тьма в северокавказском российском городе… И нечего блефовать, мол, наш флаг полоскался в Грозном над президентским дворцом. Так, эпизод войны, в обойме «победных» атак генералов. А удастся ли его отстирать? Так много было жертв. Нужно все взвесить, обдумать: для совести, для будущего своих детей, для всех тех, кто верит тебе и послал вроде бы уничтожать тейп Дудаева… на борьбу с произволом бандитов… Жить, конечно, в бочке с порохом нельзя. Мародерство… Массовое оставление современного оружия Чечне по указке сверху, фальшивые авизо, давшие Дудаеву сотни миллиардов российских денег на покупку оружия, на подкуп московских чиновников. Дележ по национальным признакам на русских и «чучмеков», на мусульман и православных… А как быть с суровыми законами шариата и адата? Объявленная чеченцами «кровавая месть» открыла шлагбаум войне на истребление нации: ведь в «кровниках» сегодня не только большинство тейпов из-за гражданской войны, но и те, кто раздавал и получал награды за Чечню… Через десятки лет внук может спросить у деда: «А где ты воевал? На какой войне потерял, дедуля, ноги?» Что ему тогда ответить мальцу? Мерзко! Стыдоба! Это будет стыд, мучительный стыд за себя, за других… Чечня — это далеко не Афганистан и война на чужой территории, которую можно хоть как-то оправдать. Зимой 1994-95 гг. был стерт с лица земли русский город в мирное-то время, в эпоху царствования злополучных «демократов». С тех пор в глазах людей запечатлелась эта страшная картина: на снегу лежали множество убитых и раненых в багряных отсветах заката, напоминавших свежепролитую кровь… сколько убил и ранил каждый из оставшихся в живых? Солдаты знали и помнили только одно: «Вперед!» Таков был приказ командования. И они выполнили его. Но не все… Появлялись генералы-отказники, не хотевшие подчиняться идиотским приказам, дезертиры перебазировались на сторону Дудаева…
Кто больше пострадал в Чечне, какие народы? Так ставить вопрос нельзя. Трагедия выглядела иначе. Убивать стало легко и просто. Смиренно откровенничали горцы: «.. боевики вырезали целые семьи русских». Однажды хоронили семью — пять гробов: мать, отец и трое ребятишек. Плакали женщины: меньшенький только народился, а горлышко перерезано. Лежал без кровинки, что ангелочек восковой. Злодейство какое: всю фамилию скосили под корешок! Сколько же предстоит перелистать страниц календарей, чтобы восстановить не только разрушен-ные города и селения, но и обуглившиеся души!?