— Стюбенс все еще пытается обжаловать приговор.
— За первые убийства его не судили, — напомнил я. — Обошлись без этого — хватало улик по остальным фактам.
— Я знаю. Но все же. У него может быть свой интерес. Если это действительно Джил Перес и Стюбенс об этом услышит, то он сможет извлечь из этого выгоду. Вы улавливаете, о чем я?
Он пытался сказать, чтобы я не высовывался, пока не найду что-нибудь существенное. Это я понимал. Меньше всего на свете мне хотелось помогать Уэйну Стюбенсу.
Едва мы закончили разговор, в кабинет заглянула Лорен Мьюз.
— У тебя есть что-нибудь для меня? — спросил я.
— Нет. Сожалею. — Она взглянула на часы. — Ты готов к прямому допросу?
— Да.
— Тогда пошли. Самое время показаться людям.
— Обвинение вызывает для дачи показаний Шамик Джонсон.
Шамик оделась строго, но не впадая в крайности. Была заметна и ее порочность, и соблазнительные формы. Я даже настоял на туфлях с высоким каблуком. В некоторых случаях присяжным нужно пускать пыль в глаза, но иногда возникает необходимость представить полную картину, с «бородавками» и прочим.
Шамик вошла, высоко подняв голову. Стреляла глазками направо и налево, словно не знала, откуда могут нанести удар. Накрасилась, на мой вкус, чуть сильнее, чем следовало. Но в принципе я не находил в этом ничего плохого. Смотрелась она как девушка, которая пытается выглядеть более взрослой.
В прокуратуре не все согласились с моей стратегией. Но я верил: если уж тебе суждено проиграть, то проигрывать лучше без лжи. Вот я и хотел донести до присяжных как можно больше правды.
— Вы работаете стриптизершей, не так ли?
Столь прямой первый вопрос, без всякой преамбулы, удивил зрителей. Некоторые даже ахнули. Шамик моргнула. Она имела некоторое представление о том, что я собирался делать, но в наших разговорах я сознательно избегал подробностей.
— В каком-то смысле да.
Ответ мне не понравился. Воспринимался как слишком уж осторожный.
— Но вы раздеваетесь за деньги, так?
— Да.
Вот это прозвучало лучше. Без малейшей запинки.