— Возможно, остановил бы тебя.
— Да, — кивает Уэйн. — Совершенно верно.
Я жду продолжения. Он молчит.
— Именно это ты хотел услышать, Уэйн? Что я отчасти чувствую себя ответственным за случившееся?
— Нет. Не все так просто.
— Это ты о чем?
Он качает головой.
— Ты кое-что упускаешь.
— И что же я упускаю?
— Подумай, Коуп. Действительно, ты покинул пост. Но, как ты правильно заметил, я все спланировал. — Он рупором прикладывает руки ко рту и вновь переходит на шепот: — Ответь мне: почему я точно знал, что в эту ночь на посту тебя не будет?
Мы с Люси едем в лес.
Я уже получил разрешение шерифа Лоуэлла, поэтому охранник, тот самый, о котором предупреждала Мьюз, пропускает нас без лишних слов. Мы оставляем автомобиль на стоянке у кондоминиума. Это странно — ни Люси, ни я не заглядывали сюда в последние двадцать лет. Жилого комплекса здесь не было и в помине, тем не менее мы знаем, где находимся и куда идти.
Эта земля принадлежала отцу Люси, ее дорогому Айре. Он приходил сюда в те далекие времена, ощущая себя Магелланом, открывающим новые земли. Айра, возможно, смотрел на эти леса и видел перед собой реальное воплощение мечты всей своей жизни: лагерь, коммуна, естественная среда обитания, лишенная всех грехов человечества, уголок умиротворенности и гармонии, где всегда будут главенствовать исповедуемые им ценности.
Бедный Айра.
Большинство преступлений, с которыми я сталкиваюсь, начинаются с малого. Жена раздражает мужа по мелочам — не туда положила пульт дистанционного управления, не разогрела вовремя обед, а потом пошло-поехало. Но в данном случае все было с точностью до наоборот. Что-то действительно серьезное и страшное раскрутило маховик дальнейших событий. Жажда крови Уэйна Стюбенса предопределила последующие убийства.
Наверное, мы все в той или иной степени посодействовали ему. Но главным помощником Уэйна стал страх. Э-Джей Дженретт показал мне силу страха: достаточно запугать человека, и он превращается в твоего сообщника. Только для его сына-насильника этот принцип не сработал. Папаша не сумел запугать Шамик Джонсон. Не сумел запугать и меня.
Может, потому, что я уже натерпелся страха.
Люси несет цветы, но ей-то следовало бы знать, что это неправильно. Мы не кладем цветы на могилы. Мы кладем камни. Я также не знаю, кому эти цветы — моей матери или отцу Люси. Наверное, обоим.
Мы идем по старой тропе (да, она никуда не делась, только сильно заросла), туда, где Барретт нашел кости моей матери. Могила, в которой ее похоронили, пуста. Ветер треплет полоски желтой ленты, которой огораживали место преступления.
Люси опускается на колени. Я слушаю ветер и задаюсь вопросом: а услышу ли я крики? Не слышу. Не слышу ничего, кроме ударов собственного сердца.