Я растерялся – я так сказал? Не помню, чтобы у нас заходил разговор о моей профессии. Впрочем, если он сумел найти меня, значит, и знал больше, чем говорил.

Я смотрел на Хорста, как кролик на удава, и боялся пошевелиться. Если он ничего не знал о существовании «записной книжки», то передать ее Олегу, прикрываясь именем близкого к семье Черновых человека, мог только настоящий убийца Александра Чернова. Такого я никак не ожидал. Даже не мог подумать, мне и в голову такое не могло прийти! Я беззвучно охнул и как подкошенный опустился в кресло, не в силах отвести от своего собеседника растерянного взгляда. Я чувствовал себя полным идиотом, я, наверное, был им в глазах Хорста. Пожалуй, он прав, детектив из меня не получился, а я-то думал – прижму его к стенке, заставлю открыть карты, но пока я лишь перебирал колоду из джокеров.

– Может быть, начнем сначала? – примирительно предложил Хорст. – Итак, зная, что адвокат Емельянов никогда не встречался со мной, некто, причастный к гибели Саши, разыскал вашего друга, выдавая себя за меня… Для чего? Что он хотел от адвоката, что ваш друг просил сделать вас?

Я вздохнул и, в подражание Хорсту выдержав паузу, все рассказал ему, упомянув и о своих недавних догадках, и о договоре с Максимом. И пока неторопливо, словно вспоминая, излагал Хорсту события последних дней, увидел их как бы заново, со стороны, и мне стало неуютно перед этим спокойным, уверенным в себе человеком. Судьба его тоже потрепала изрядно – мне были известны лишь какие-то общие черты биографии Хорста, в которых замешено разное и многое. Бывший военный, еще в советское время вышедший в отставку по ранению, он заявил о желании уехать на историческую родину. Но сработал государственный защитный механизм – не истек срок давности секретных сведений и еще какие-то другие ограничения. В истории его жизни, рассказанной в Сети, упоминались еще вызванный этим решением развод с любимой женой, раздел детей, в результате которого старший сын остался с отцом. В общем, все как в плохой мелодраме, включая феерический финал – за младшего Хорста кто-то кого-то попросил, и молодой человек отправился по приглашению в гости к родственникам, проживающим в Бразилии, откуда уже, по вполне понятным причинам, не вернулся. А Хорст-старший неожиданно для всех, знавших, что он водит как бог, попал в автоаварию, в результате которой сильно пострадало его лицо. После виртуозной пластической операции будущий алмазный магнат сделался неузнаваемым, и все фотографии прежних лет стали бесполезны, а от появления новых он старательно уклонялся и долгое время делал это весьма успешно. Настолько успешно, что незадолго до всеобщей политической неразберихи ему удалось-таки выехать из уходящего в прошлое Союза. Хотя, честно говоря, я почему-то думаю, что ему разрешили это сделать – у Хорста было много друзей среди военных, о нем отзывались не просто хорошо – с уважением. Другое дело, что он подобно другим не стал дожидаться перемен, а сам изменил свою жизнь. Дальше в его «житии» появились пробелы, а возник он на горизонте своей старой родины уже в середине девяностых, привезя в Россию южноафриканские контракты. Кажется, он числился консультантом и на приемах с прессой не светился, его личное состояние не входило ни в какие публичные рейтинги и светские списки по обе стороны от экватора, но слухами земля полнится – с некоторых пор Хорста иначе как «нашим королем ихних алмазов» уже и не называли. Нет, ему не торопились вернуть российское гражданство, и он без видимых причин к тому не стремился, но землю по Минскому шоссе приобрел и отстроил резиденцию, где бывал нечасто, а если и бывал, то ненадолго, равно как и вообще в стране. Говорили, что у него дом в Голландии, вилла на Майорке и что для своих семидесяти пяти он выглядит неподражаемо молодо, и я сегодня в этом убедился. Его бывшая жена и дочь с прессой не общались, о сыне знали немного – как зовут, сколько лет, где учился, но мне показалось, что о Хорсте говорят и пишут мало исключительно потому, что он так хотел. И сумел добиться желаемого.

Я не знаю, как этому человеку удалось то, что удалось, я ничего не смыслю в политике, не понимаю, как реально действуют механизмы, приводящие кого-либо на вершину бизнеса или власти, да и, по правде говоря, мне это не особенно интересно. Но тот факт, что личность такого масштаба, как Хорст, оказалась беспомощной перед лицом типично нашей криминальной ситуации, удручало. Или деньги и связи все-таки могут не все? В общем, я в очередной раз ошибся и запутался, в чем и вынужден был признаться моему собеседнику. Потому что я уже ничего не понимал – Олег был уверен, что говорил с Хорстом, Хорст утверждает, что его не было в Москве. Записная книжка Чернова существует, но о ее существовании не известно никому – ни милиции, ни настоящей прокуратуре, ни Стелле. Сведения, содержащиеся в ней, реальны, но к бизнесу не имеют никакого отношения. На этом месте я споткнулся и, подумав секунду, решил о Китеже не рассказывать. Довольно и того, что некто полагает в ней важные для себя сведения, и моя задача – отдать их ему. А лучше – найти самого «заказчика».

– А зачем искать? – удивился Хорст. – Вы спокойно продолжаете работать над расшифровкой записной книжки, а когда вас найдут, попытайтесь понять, кто именно искал.

– Что вы подразумеваете под фразой «когда вас найдут»? – вздрогнул я.

– Не прикидывайтесь буквалистом, – снисходительно улыбнулся Хорст, – вы прекрасно поняли, что я имею в виду… Простите, я отвечу на звонок. Да, Вальтер, хорошо, приезжай, когда сможешь. До встречи… Это сын, мы назвали его в честь деда, он служил еще в царской армии. Итак, на чем мы остановились?

– На том, что вы предлагаете мне стать приманкой для похитителей Олега и Стеллы, – не без ехидства напомнил я.

– Думаете представить меня монстром? – покачал головой Хорст. – Не выйдет, это не мое, это ваше решение, вы все сделали для этого сами. Взялись помогать Емельянову, освободились от зависимости родных и близких… (Хорст предупредительно поднял руку.) И не пытайтесь уверить меня в том, что вы рассылаете дорогих вам людей по городам и странам исключительно из опасения за их безопасность, – нет, вы еще и освобождаете поле для игры. Вы же мужчина, это типично мужской поступок. И я его принимаю и одобряю. И – предлагаю свою помощь. Видите ли, если в этом деле действительно есть кто-то третий кроме вашего профессора и Саши, то это очень серьезный игрок, прекрасно знающий семью Черновых, вполне вероятно, пользовавшийся доверием Стеллы и, главное, имеющий едва ли не равные со мной возможности. Что делает наш поединок с ним делом чести для меня. Поверьте, нас не очень много, и мне казалось, я со всеми знаком. С кем-то я дружен, кто-то соблюдает нейтралитет. Есть и такие, с кем мы друг друга на дух не переносим. Попасть в наш круг непросто. Значит, я либо чего-то не знаю, либо это совершенно новый персонаж, поиском которого следует заняться всерьез. Этот человек меня заинтриговал, и я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы найти его.

– Но Олег говорил, что милиция проверила всех партнеров Чернова по бизнесу, всех друзей – предполагаемых и мнимых, – засомневался я.

– Надо будет посоветоваться с Вальтером, – задумчиво сказал Хорст, – после нашего возвращения они как-то заново сблизились с Сашей, возможно, он что-то мог ему сказать. Для него это тоже был страшный удар, они, как и вы с вашим другом, выросли вместе. Сашу уже не вернешь, так хотя бы помочь вашему Олегу. И Стелле.

– И вы называли меня максималистом? – Я не смог удержаться от не слишком доброй усмешки.

– Дружба, Игорь Сергеевич, это не максимализм, – жестко ответил мне Хорст. – Мужская дружба, любимая женщина и дети – это три кита, на которых зиждется жизненное кредо каждого представителя сильной половины рода человеческого. Возможно, вы этого еще не поняли или боитесь признать эти корни своими, но так оно и есть, так было и так будет. И что бы вы мне ни говорили, вы взялись распутывать это дело, подсознательно руководствуясь именно этими вечными мотивами. И не воображайте, что я вас осуждаю или иронизирую над романтичностью вашего поступка, для меня эти три составляющие моей жизни – не только слова, не просто слова и совсем не слова. Это мое мировоззрение, мои принципы, которым не изменяют. Верность этим принципам я ценю и в других. И мне неприятно, когда мужчина стыдится того, что делает его сильным, – мужской дружбы и любви к женщине и детям. Я называю это малодушием и отношусь с подозрением ко всем, кому эти чувства кажутся смешными и наивными. Я выразился ясно?

– Сложновато по конструкции, но если отсеять эмоции, то в общем и целом – да. – Мне так не хотелось сдаваться: Хорст меня поучал! Я отцу не позволял читать мне нотации и давать наставления. Мы с отцом всегда разговаривали по душам при удобном стечении обстоятельств и поэтому крайне редко. Иногда мне казалось – он меня не слышит, он забыл о моем существовании, он весь погружен в свои формулы и теории, порой мне его так не хватало – в реальной жизни, каждый день, но потом я понял – это и есть отцовская педагогика. Он приходил на помощь только тогда, когда я сам не мог сделать больше, но никогда не завершал мою работу за меня. Отец не вмешивался в мои отношения с коллегами или подругами, иногда мне казалось, что моя жизнь его не интересует совсем. Но время от времени происходило что-то такое – случайный разговор, мимоходом оброненная фраза, неожиданный жест доверия, – после чего я понимал: я ошибался, отец всегда оставался рядом со мной – он стоял чуть в стороне, но ни на минуту не выпускал меня из виду.

– Наверное, очень трудно быть вашим сыном. – Я и сам не понимаю, как это вырвалось у меня, но я понял – мои слова ошеломили Хорста. На мгновение он замер, точно готовился к прыжку – смертельному для своего визави, но потом взял себя в руки и сухо сказал:

– Я прошу вас держать меня в курсе всего, что будет происходить. Звоните мне, как только у вас появятся новые сведения или догадки. Свой номер я сообщу вам через час, ждите моего звонка.

– Вы не боитесь афишировать свой номер? – удивился я.

– Это будет номер нашей прямой связи, – холодно ответил Хорст. – Так что, если по этому номеру мне позвонит кто-нибудь еще или в ответ я услышу незнакомый мне голос, я буду знать, что вы либо предали меня, либо у вас крупные неприятности и вас необходимо спасать, если, конечно, не будет слишком поздно…

«Тебя кто-то очень сильно испугал?» – спросила Татьяна, собирая вечером на стол. «Вы точно подготовили все, что будет вам нужно в дороге? Это же не самолет, больше суток плестись, забытое просто так с полочки не возьмешь», – вопросом на вопрос ответил я. «Танечка, я оставила на тумбочке свои очки, ты не могла бы, милая, их мне принести, а то боюсь, вилку мимо рта пронесу», – попросила Анна Петровна, появляясь в дверях кухни. Татьяна кивнула и вышла, а я невольно поморщился – мне показалось, она собиралась заплакать, этого только еще не хватало. «Тебе не следует ее обижать, – тихо сказала Анна Петровна, – она славная и, кажется, неплохо относится к тебе». «Лучше, чем достаточно. – Я дал ей понять, что прекрасно знаю, что Татьяна думает обо мне. – Именно это меня и напрягает». «А ты перестань бояться, – посоветовала Анна Петровна, – просто прими ее как есть, вместе с ее чувствами, и скоро сам увидишь, что твоей независимости никто не угрожает, кроме тебя самого». Я собирался поинтересоваться у нее, что значит сия тирада, но Татьяна уже вернулась, и мы сели ужинать.