— Мы этого не делали! Честно, не делали!
— Мы бы не решились, — поддержала сестру Дина. — Хотя в эту ночь… — Она нервно осеклась и вопросительно посмотрела на Мегги.
— Что произошло в эту ночь? — настаивала Эмма.
— Ах, просто Дина вспомнила, как мисс Пиннер пригрозила нам, что, если мы не будем себя хорошо вести, она пойдет в полицию и сообщит, сколько времени прошло с тех пор… с тех пор… — Голос Мегги по-детски задрожал, личико сморщилось, к глазам подступили слезы, — …с тех пор, как мы в последний раз слышали что-нибудь… о маме, — завершила она, проявив недюжинную силу воли.
Эмма припомнила, что слышала ночью чей-то плач. Ей еще показалось, что где-то поблизости надрывно скулил щенок. Или ей это приснилось. Как хорошо, если бы звуки в ночи оказались сном. Но это было явью.
— Мы ничего не знаем про свечу, Эмма. Честно. — Взволнованный голос Мегги звучал так искренне. — Думаю, ее поставила туда Ангелина. Она рассказывала нам о смертельном фокусе со свечой. И она не любила мисс Пиннер. Она всегда делала вот так, — Мегги уморительно выставила вперед свои ровные зубки, — за ее спиной.
Сердобольная Дина не могла успокоиться:
— Эмма, скажи, она умерла? Умерла?
Спать мисс Пиннер не легла,
Потому что померла,
— пропела, бравируя, Мегги, но голос маленького барда дрожал.
— Послушайте, дети, — увещевала Эмма, — мисс Пиннер жива, так же как я и вы. Поэтому прекратите непристойный балаган, а лучше спуститесь вниз и скажите миссис Фейтфул и Ангелине, что я хочу их видеть. Пригласите обеих ко мне.
— Итак, — размышляла Эмма, когда близнецы ушли, — миссис Фейтфул позлорадствовала, что Луиза еще легко отделалась, а тупая Ангелина изощренно глумилась над гувернанткой, запугивая несчастную всякой чертовщиной. Не секрет — Луиза почти никому из прислуги не нравилась, но это еще не повод травить гувернантку, выживать ее из дома. Мертвая мышь, дохлая летучая тварь, клоунское лицо в окне… — бесспорно, все это было кем-то подстроено, чтобы гувернантка не выдержала и сбежала из Кортландса под натиском демонических сил. Но кто же проявил поистине звериную жестокость к убогой женщине, чьим единственным преступлением была ее непроходимая глупость?
А может быть, Луиза панически бежала из-за того, что кто-то подслушал ее неблаговидный разговор с детьми минувшей ночью: гувернантка угрожала непокорным близнецам, что она сообщит в полицию об исчезновении Жозефины?
Эмма пыталась до мелочей воссоздать картину драматических событий, разыгравшихся в родовом гнезде Кортов.
Луиза, пожелав спокойного сна домочадцам, поднялась наверх. Гувернантка была взвинчена: «дьявольский шабаш», творившийся в ее спальне, расстроил и без того слабые нервы худосочной девушки. Но она решила мужественно взять себя в руки и доказать братьям Корт, что она вполне нормальная, сдержанная, не склонная к истерике женщина.
И тут она замечает свечу — на туалетном столике или где-нибудь еще, — догоревшую до роковой черты — места, куда воткнули булавку.
Это была тупая, гнусная шутка, и даже Луиза понимала: ей ничто не угрожает; обыкновенная булавка, упавшая в бороздку с расплавившимся воском, не способна причинить вреда.
Но она понимала и зловещий смысл этой шутки. Мегги успела растолковать гувернантки страшную символику фокуса, после чего затравленная мисс Пиннер зарыдала. Эмма сама видела, как плакала Луиза. Вполне естественно, обнаружив вечером в своей комнате догоревшую проклятую свечу, гувернантка восприняла «эксперимент» как предупреждение о своей неизбежной гибели.
Поэтому она немедленно упаковала вещи и в ужасе сбежала. Записка, адресованная Барнаби, была уловкой, призванной замести следы и скрыть причину внезапного побега.