— Я, я, — закивал немец. — Vereinbaren.[1] — Потом замялся, но все же спросил, не глядя капитану в глаза:
— Герр гауптман, sagen Sie mir,[2] это война?
— Учения! — как можно более спокойным тоном ответил Живодёров.
— Irgendwie Ich glaube, Sie betrugen mich…[3] — пробормотал немец.
— Как это случилось? Wie ist es? — неожиданно для себя спросил капитан, показав рукой на хромую ногу немца.
— It? Im Jahr 1944, eine Bombe von einem amerikanischen Flugzeug in Lubeck,[4] — хмуро пояснил немец и захромал в сторону котельной.
____________________________________________________________________________
Майор Остащенко испытывал странное ощущение. Ему казалось, что он раздвоился. Одна часть его сознания по — прежнему командовала дивизионом, указывала места расположения технической батареи и командного пункта, проверяла маскировку, отвечала на вопросы командира бригады и решала сотни других важных и неважных дел, вроде подписи и печати на забавной расписке, которую ему предоставил комбат-два Живодеров. Она, эта часть, еще удивилась простоте решения по маскировке, которое придумал капитан. Ведь бюллетень Метео-44 обещал устойчивый слабый ветер один метр в секунду в южном направлении как минимум еще сорока восьми часов. А это значит, что пусковые установки второй стартовой батареи капитана Живодерова будут хорошо прикрыты с воздуха. Ведь на пусковую установку с поднятой ракетой маскировочную сеть не натянешь, как это сейчас делал весь дивизион с другой техникой. Остальные пусковые позиции двух других батарей пришлось укрывать более привычным способом, располагая их на опушках и просеках лесного массива.
А вот другая часть его сознания испытывала странное чувство, почти дежа вю. Майора Остащенко не покидало ощущение, что все это с ним уже когда — то было. И что вся эта суета и подготовка является только прелюдией, вступлением к чему — то гораздо более важному. И гораздо более страшному. И тут он, наконец вспомнил, когда. Эта рутинная, почти повседневная возня, вообще-то обычная для всей его военной службы в армии, именно сегодня до боли напоминало то памятный день, случившийся с ним вот уже больше девятнадцати лет назад. 26 сентября 1943 года. Точно, совершенно похожие ощущения. Такой же заполошный, длинный день, который, казалось, никогда не кончится. Он был тогда младшим сержантом, простым наводчиком орудия тридцатой отдельной истребительно — противотанковой артиллерийской бригады седьмой гвардейской армии Степного фронта. Они тогда весь день, без отдыха, сколачивали плот, потом, к вечеру, пользуясь ненастной погодой и рано легшим туманом, спускали его в широченный Днепр, с матюгами затаскивали на него свое орудие, потом вязали к плоту ящики с боеприпасами. А потом был короткий сон и следующий день, который он не забудет никогда. Они форсировали Днепр в предрассветном сумраке в первой волне со стрелковом батальоном. Ему тогда неоднократно повезло в это день, 27 сентября 1943 года. Он не пошел ко дну вместе с плотом, как другие расчеты его батареи, потопленные разрывами немецких мин и снарядов. Его не срезало пулеметными очередями из немецких дзотов, как многих других его товарищей, когда они под огнем возились по пояс в воде, стаскивая такую тяжелую в тот момент сорокопятку. Он не поймал в грудь минометный осколок, волоча к берегу снарядные ящики, как второй номер его расчета. Напротив, они успели вытащить и развернуть орудие, открыв огонь и прямой наводкой уничтожить семь огневых точек врага, что позволило батальону, вернее, тому что от него осталось, выбить немцев из села со смешным названием Бородаевка. И потом он остался жив, когда его жизнь превратилась в один сплошной кошмар отражения немецких атак, с редкими передышками на сон. Который часто приходилось прерывать на разгрузку редких порций снарядов, ночью на лодках, доставляемых через Днепр. Вплоть до самой кульминации 2 октября 1943 года. Тогда немцы решили покончить с надоевшей занозой, крохотным плацдармом, бросив в атаку на их измученный батальон, давно поредевший до роты, свежий батальон и пять танков. В тот день он, фактически, спас всех, на редкость хладнокровно подпустив танки на двести метров и точными выстрелами подбив три из них. Остальные танки отступили, пехота немцев залегла под огнем стрелков и его осколочных снарядов, а потом и вовсе откатилась назад.
Потом, наконец — то, переправились свежие части и немцев снова погнали на запад. А младший сержант Остащенко 26 октября 1943 получил звание Героя Советского Союза.
И теперь, 25 октября 1962 года, он, уже майор Остащенко испытывает то же предчувствие, что и тогда, перед переправой.
Но тогда у него была только его сорокопятка, со снарядами меньше полутора килограмм. Сейчас он командир ракетного дивизиона, это шесть ракет, весом почти в семь тонн каждая, одном залпе. И цели для первого залпа ему назначили правильно, он и сам бы их выбрал на месте командования. Шесть передовых аэродромов Второго объединенного авиационного командования НАТО: Витмундхаффен, Ольденбург, Лек, Йевер, Шлезвиг, Нордхольц. Один из преподавателей, читавших лекции ему в академии, говорил, что "лучшее ПВО, это наши танки на аэродромах противника". Но ядерная ракета, взорвавшаяся на аэродроме в первые минуты боевых действий, ничуть не хуже танков, и гораздо быстрее. Вдобавок, для первого залпа ему дали шесть новейших боевых частей РА-17, это пятнадцать Хиросим каждая. Нужно только грамотно распорядиться этой огромной мощью. Первый залп его дивизион выполнит, а вот дальше? Майора немного беспокоило то, что позиционный район его дивизиона находился слишком близко к границе ГДР. А значит, и к линии фронта, если предчувствие его не обманывает. Правда, эта граница фактически проходит по судоходной реке Траве, переходящей в залив Травемюнде, а между его позициями и рекой находится два полка советской мотострелковой дивизии, не считая пограничных частей ННА. "За границей" же почти сразу начинались предместья Любека. Так что внезапного продвижения войск НАТО можно было не опасаться, а из дальнобойной артиллерии район доставали на пределе только сто пятидесяти пяти миллиметровые орудия НАТО, и то, если их выставлять на самый правый берег залива Травемюнде. На который, кстати, в первый день конфликта по плану должен был высаживаться совместный тактический десант группировки союзных флотов Варшавского договора "Росток". Оставались только ракеты противника. "Онест Джон", "Капрал", "Редстоун"- любая часть, оснащенная этими системами, гарантированно уничтожала стартовые позиции батарей его дивизиона. Тут только оставалось надеяться на разведку, свою маскировку и выучку личного состава. Но в любом случае, больше двух пусков его батареям сделать не дадут, потом надо будет перебазироваться из этого лесного массива. Если будем наступать, то в лесной массив справа от дороги N 105 около Зельмсдорфа. Ну, а если что-то пойдет не так, как планирует наше командование, то в район за Валленштайнграбеном. А ведь на марше, в любом случае, дивизион должен будет готов к старту ракет! Но в технической батарее только четыре запасных ракеты на прицепных тележках 2Т3, шесть заправок горючего и четыре заправки окислителя в трех и четырех машинах соответственно.
Так что надо заправить ракеты в техбатарее, пристыковать к ним боевые части, перегрузить их на ложементы-контейнеры, а пустые тележки и заправщики и машины-хранилища отправить в ПРТБ*.
_________________________________________________________________________
Майор Остащенко повернулся к радисту, сидевшему за Р-140: "дай мне комбрига, срочно!". Комбриг Устинов сразу понял смысл предложения майора. И даже выдал следующие команды двум остальным дивизионам. В самом деле, ситуация нестандартная и надо ей воспользоваться. Это в ходе боевых действий дивизион имеет фактически десять ракет, и это ему достаточно — больше он с собой не увезет, а с одной позиции даст ли противник отстрелятся по два раза — большой вопрос. Но сейчас ситуация совсем другая. Первые пуски его дивизионы выполнят со стопроцентной вероятностью. Имеют большие шансы отстрелятся по второму разу. Потом марш, сменить дислокацию надо будет обязательно. Но в этом случае бригада будет безоружна в момент марша. А если командованию потребуется нанести ракетно-ядерный удар по противнику? Перебазировать дивизионы поочередно? Но тогда есть очень большой риск потерять оставшийся на старой позиции. Нет, Остащенко прав, надо связаться с ПРТБ, запросить еще по четыре ракеты, горючее, окислитель и дополнительные боевые части в машины-хранилища 9Ф21 технических батарей дивизионов. Правда, таких мощных ядерных боевых частей, как РА-17, в ПРТБ уже нет, но более старых атомных 269А, с мощностью десять килотонн, еще достаточно. Майор Остащенко тем временем отдавал последние распоряжения своему заму по вооружению, и вечером колонна из десяти машин ушла в ПРТБ.