А потом я встал и пошел за пистолетом. Терпеть не могу носить его при себе дома. Проверил все окна и двери и отправился спать.
Лежа в постели в своей комнате, я снова и снова слышал страшные пророческие слова Кайла. Повторял про себя его жуткую весть. Перед глазами стояло лицо, которое я не желал больше видеть. Я помнил все.
«Гэри Сонеджи убежал из тюрьмы, Алекс. И оставил записку. В ней говорится, что он тебя из-под земли достанет».
Этому нет конца.
Я лежал в постели и думал о том, что Гэри Сонеджи по-прежнему намерен меня убить. Он сам мне это говорил. А в тюрьме у него хватило времени обдумать, как, когда и где привести приговор в исполнение.
В конце концов, я заснул. Уже рассветало. Начинался следующий день. Это и в самом деле никогда не кончится.
Глава 120
Оставались две загадки, которые требовали разрешения или, по меньшей мере, тщательного изучения. Первая — Казанова, и кто он таков. Вторая — мы с Кейт, и что с нами будет.
В конце августа мы поехали в Аутер-Бэнкс в Северной Каролине. Провели шесть дней неподалеку от живописного городка под названием Нэгз-Хед.
Неуклюжими металлическими ходунками Кейт уже не пользовалась, но старомодную ореховую палку с набалдашником временами брала с собой на прогулку. Эту крепкую палку она использовала для упражнений по каратэ, которыми занималась по большей части на пляже: с удивительным проворством и ловкостью вращала ее вокруг туловища и головы.
Глядя на Кейт, мне казалось, что она излучает свет. Она практически полностью вернула былую форму. И лицо стало почти прежним, если не считать отметки над виском.
— Она наглядное свидетельство моего упрямого нрава, — говорила Кейт, — и такой я останусь до самой смерти.
То была во всех отношениях замечательная пора. Сплошная идиллия. Мы с Кейт понимали, что заслужили отдых — и даже более длительный.
Каждое утро мы завтракали вместе на веранде, сколоченной из длинных, покрашенных серой краской досок и выходившей на сияющий в солнечных лучах Атлантический океан. Готовили завтрак по очереди, но по-разному: я, стоя у плиты, а она ходила в магазин в Нэгз-Хед и приносила оттуда свежие булочки или баварские пончики с кремом. Мы подолгу гуляли вдоль берега моря. Ловили в прибое тунца и жарили его тут же на пляже. А иногда просто смотрели на сверкающие белизной патрульные катера. Съездили на целый день в Национальный парк Джокиз-Ридж посмотреть на ненормальных, рискующих сломать себе шею планеристов, прыгавших с вершин высоких дюн.
Мы ожидали появления Казановы. Надеялись, что он явится. До сих пор он не показывался, судя по всему, не проявлял к нам интереса.
Я вспомнил книгу и фильм «Властитель судеб». Мы с Кейт были чем-то похожи на Тома Уинго и Сьюзан Ловенстайн, связанные совсем иными, но не менее крепкими узами. Ловенстайн вызвала в Томе скрытое стремление любить и быть любимым, как мне помнится. Мы с Кейт старались узнать друг о друге самое сокровенное, и оба преуспевали в этом.
Однажды ранним августовским утром мы зашли глубоко в чистое, прозрачное, голубое море, плескавшееся совсем рядом с нашим домом. Большинство любителей позагорать и поплавать еще спали. Одинокий бурый пеликан скользил по волнам.
Мы стояли в воде и держались за руки. Красота вокруг была писаная, словно на открытке. Так почему же меня не покидало такое чувство, будто вместо сердца в груди огромная зияющая рана? Почему я не мог выкинуть из головы Казанову?
— У тебя дурные мысли. — Кейт шутливо толкнула меня бедром. — Ты ведь в отпуске. Значит, мысли тоже должны быть отпускные.
— На самом деле мысли у меня вполне приличные, но чувства они вызывают просто отвратительные, — признался я.