Выглянув в приёмную, я увидела единственного посетителя — высокого, простоватого вида парня в рабочем комбинезоне, стоящего в углу, на которого наседал лорд-целитель. На все его негромкие уговоры парень только головой мотал и отводил глаза, бормоча басом:

— Маманя велела к этой целительнице идти, ни про кого другого не говорила. И денежку маманя дала, вот. Не надо больше никому на меня смотреть, маманя не велела.

Я хотела уже пригласить пациента, старательно пряча улыбку, но тут на улице послышался шум, женский плач и причитания, и мы все трое застыли, глядя на входную дверь, которая вскоре распахнулась, и в неё влетел мужчина с окровавленным ребёнком на руках и бегущая следом женщина, причитающая: «Сыночек мой, сыночек!»

Я кинулась в кабинет и указала мужчине на стол, куда он аккуратно положил на бок окровавленного ребёнка. Я задрала у малыша — на беглый взгляд ему было лет пять или меньше, — рубашонку и приложила ладонь к животу, проводя диагностику и одновременно стараясь остановить кровотечение, сейчас это было важнее всего, ребёнок потерял много крови и мог умереть в любую минуту.

Много времени это не заняло, и картина предстала нерадостная. Несколько переломов, к счастью закрытых, сотрясение мозга, это не особо хорошо, но я справлюсь, а малыш хотя бы без сознания, от боли не мучается. Χуже были несколько ран на ногах и ягодице, словно парнишку проткнули… то ли кольями, то ли ещё чем таким, причём не единожды. И самое страшное — разрыв селезёнки. Ещё и куча крохотных ранок в районе ног и спины. Что же с ним случилось? Ладно, потом выясню, сейчас главное — кровь оставшуюся сохранить.

— Я могу помочь? — услышала голос лорда-целителя. Кивнула — сейчас мне помощь совсем не помешает.

— Вон там, в ящике, ножницы, — я кивнула на тумбочку возле рукомойника. — Надо срезать с него одежду. И держите кровотечение в селезёнке, пока я её залатаю. Боюсь на все раны одновременно меня не хватит, и ребёнок истечёт кровью.

Первым к тумбочке метнулся отец малыша, он же вмиг срезал с сына рубаху и штанишки, целитель опустил ладонь на живот ребёнка, я почувствовала, как у меня перехватили управление кровью и тут же начала сращивать порванную селезёнку. Получилось, смерть отодвинули еще на шажок. Теперь я могла и остальными ранами заняться, продолжая сдерживать кровоток в них.

Вдвоём с целителем мы заживили рваные раны, кровотечения можно было больше не опасаться, и я занялась кровью, скопившейся в брюшной полости. Разобрала на составляющие и аккуратно вернула обратно в сосуды. Бледный до синевы малыш порозовел и задышал легче, а я облегчённо выдохнула — мало было просто остановить кровь, её нужно было восполнить, и у меня получилось. Конечно, из внешних ран тоже вылилось достаточно крови, но эта потеря была не критичной — крупные сосуды задеты не были.

Пока целитель сращивал трещины в рёбрах, я занялась переломом левого бедра, если не считать селезёнку, рана там была самая тяжёлая. Потом левое же предплечье. Отец очень удачно положил малыша на стол — правый бок у него практически не пострадал, а все остальные травмы были на виду. Отец, срезав с ребёнка одежду, отступил, обнимая жену, не позволяя ей цепляться за сына и внимательно следя за лечением, понимая, что помочь ничем не может, просто не путался под ногами. Идеальный родственник пациента, что было бы, окажись здесь только мать, думать не хотелось.

Мы с лордом-целителем работали чётко и слаженно, он молча признал моё старшинство и выполнял команды спокойно, словно годами работал моим ассистентом. Наконец раны и переломы были залечены, мой помощник занялся мелкими ранками, оказавшимися ссадинами и крупными занозами, а я занялась головой. Шишка, гематома — это я убрала довольно быстро, потом занялась сотрясением. Через несколько минут ребёнок открыл глаза, увидел меня, обвёл взглядом незнакомую комнату и громко заревел.

Ну, если хватает сил реветь, значит, всё будет в порядке.

Мать кинулась обнимать и целовать сына, его отец кланялся мне и лорду, бормоча, что мы спасли его сына, и он нам по гроб жизни обязан. Из сбивчивых объяснений мужчины я поняла, что он латал крышу, а его сынишка полез по приставной лестнице за ним, и упал вместе с ней, как раз на валявшиеся кучей доски от старого забора, которые он всё собирался убрать, да всё руки не доходили, хотел сначала с крышей разобраться. В общем, эти доски и колья сильно покалечили малыша, но, возможно, спасли ему жизнь, смягчив падение и не позволив разбиться насмерть. Конечно, без помощи он всё равно вскоре умер бы от травм, но это выгадало минуты и позволило отцу донести сына ко мне.

Мужчина рассказывал это, то кланяясь, то тряся руку лорда, то целуя мою. Наконец я остановила поток благодарности словами:

— Садитесь в это кресло, посмотрю, что с вашей ногой.

На ноге оказалась трещина. Как он бежал в таком состоянии, а потом ещё выстоял всё время исцеления — не знаю. Но факт остаётся фактом — как-то сумел.

– Εсли ваш сын упал вместе с лестницей, как вы спустились с крыши? — приложив ладонь к больному месту, поинтересовалась я, уже понимая, что именно случилось.

— Как спустился? — мужчина растерянно смотрел на мою руку на своей припухшей голени. — Не помню. Спрыгнул, кажется…

Спрыгнул. С крыши второго этажа — домов ниже у нас на улице не было. А потом бежал ко мне со сломанной ногой и сыном на руках, спасая ему жизнь. Я слышала про подобные случаи, сейчас увидела воочию.

— Сколько я вам должен? — вставая на совершенно здоровую ногу, поинтересовался мужчина, после того как опять многословно поблагодарил меня.