На логичный вопрос, зачем и какой в этом толк, Горо посулил, что Широ еще принесет клану пользу.

И возможно польза и впрямь была, но направлена она была отнюдь не в сторону Идзуны.

«Ублюдочный Змей», — ярился наследник: «Да как он посмел распускать обо мне порочащие слухи?! Проклятье, когда стану главой, первым же указом прикажу его схватить и отправить посланников к клану палачей, Рангику. Уж они-то знают толк в пытках!»

Тем не менее старший принц не долго мог пребывать в своих мечтаниях. Ведь стоило ему прибыть, как маховик выборов закрутился еще быстрее, начиная подготовку к самому действу.

Обе партии сделали все возможное, чтобы перетянуть на свою сторону как можно большее число голосов.

Время подходило к исходу затянувшегося противостояния.

Если влезать в хитросплетение клановой политики Сумада, то у любого нормального человека тут же возникло бы желание выбраться обратно.

Несмотря на то, что по своей природе воители не были сильными интриганами, за годы существования они обзавелись огромным количеством различных родственных связей, различных тайных договоров и просто антипатиями.

Основные семьи воевали друг с другом и особо наглыми подчиненными семьям, последние же с радостью толкались уже сами, мешая своим противникам лезть вверх.

Однако если потратить много времени и сил, то ситуация начинала вырисовываться несколько иная, позволяющая описать ситуацию куда проще.

Оказывалось, в клане Сумада политическая грызня велась не столько между основными семьями и подчиненными, а сколько между основными и Советом высших.

Стоило хотя бы коснуться такого правила, как то, в котором высший из основной семьи не имел права становиться представителем Совета высших, так как мог продвигать интересы своей семьи.

В итоге те высшие, что родились в подчиненных семьях, не очень-то одобряли положение воителей из более привилегированных семей.

И здесь стоит отметить, что количество подчиненных семей было намного больше. Плюс, их общая численность тоже была очень велика.

Как результат, в Совете заседало намного больше членов, чем было старейшин у десяти главных семей.

Решение было найдено и было оно довольно оскорбительным.

Так, каждый из старейшин имел аж по два голоса, что делало общий счет основных семей равным двадцати единицам.

У представителей же Совета оставалось всего лишь по одному голосу. И словно этого мало, их численность была сознательно ограничена.

Максимальное число представителей Совета высших равнялось девятнадцати.

Таким образом основные семьи всегда могли быть уверены, что их голос в любом споре будет иметь решающее значение.