Проводив комсорга задумчивым взглядом, Быков живо обернулся.
— Гарин, а вы не могли бы заглянуть в партком? Скажем… м-м… Через недельку?
— Загляну, Григорий Алексеевич, — улыбнулся я. Лучезарно, как весеннее солнышко.
Лёвин метался по комитету комсомола, бессильно ярясь. Тяжкая ненависть, свинцом заливавшая голову, сочлась в нем с сосущим «порханием бабочек» в животе.
«Не стоило трогать Гарина… — прыгали рваные мысли, будто хлопья сажи, реющие над костром. — Но и спускать… Как?! И что теперь? Смириться? Не дождетесь!»
— Сеня, уймись, — лениво сказал комсорг факультета, распечатывая пачку сигарет.
— Я спокоен, Дим, — выцедил Лёвин. Он резко сунул руки в карманы куртки, затем сложил их на груди. Передернув плечами, уткнул большие пальцы за ремень.
— Курнешь? — Дим небрежно выщелкнул сигарету.
— А-а! — раздраженно скривился Семен.
— «Пэлл-Мэлл»!
— Ну, давай…
Прикурив сигаретину, Лёвин зажал ее в дрожащих пальцах.
Власть комсорга группы невелика, но это всего лишь первый шаг! И, если тебе ставят подножку, ты или падаешь, или… Или сохраняешь равновесие. Чтобы развернуться, и дать пинка!
От частых нервных затяжек легонько вскружилась голова.
— В принципе… — Дим сощурился, отмахиваясь от сизой струйки. — В принципе, за Гариным — декан, но Фурсов — один…
— Один! — кисло бросил Лёвин. — Фурсов — из команды Курчатова, а там держали самых мозговитых!
Зазвонил телефон, и от неожиданности Сеня закашлялся ароматным дымком.
— Алё! — сипло вытолкнул он в трубку.
— Семен Лёвин? — донес телефонный провод.