Миша Гарин утратил все свои сверхспособности. Миша стал как все, и он хочет быть, как все! Он свою задачу выполнил — поделился послезнанием, СССР потихоньку меняется. Миша даже не догадывается о том, какая судьба уготована ему самому. О том…
Валерий Большаков
ЦЕЛИТЕЛЬ-5
ПРОЛОГ
— Э-ге-гей! — разнесся глуховатый голос Колмогорова, плутая среди распушившихся елочек и унылых, продрогших берез. — Догоняйте!
Ученики и редкие ученицы физматшколы загомонили, весело и звонко откликаясь. Наддали, шелестя лыжами. Радостные взвизги и ломкий отроческий хохот загуляли по лесу, множа таявшие эхо.
Я не спешил догонять и перегонять. Скользил по лыжне последним, наслаждаясь легчайшей стужей и отборно-чистым воздухом. Впереди мелькала оранжевая куртка «ежихи» — так в ФМШИ звали учениц, постигавших вышмат в классах «Е» и «Ж».
«Ежиха» постоянно ойкала и теряла равновесие, хохоча над собственной неуклюжестью, а я методично работал палками, выдерживая дистанцию — потакал своей тяге к одиночеству.
Хотелось обдумать житие, расставить вехи на будущее. Ведь столько важных — важнейших! — вопросов толклось в голове, а мне всё некогда было сесть да рассудить. Целый год суету наводил, в прятки с Андроповым играл. Всё норовил сломать естественный ход исторического процесса. А стоило ли?
Нет, я прекрасно помню, как крайний генсек подался в изменники Родины, и не забуду разруху в «святые девяностые». Но разве распад СССР был случаен? Ведь наверняка в грозном крушении государства наблюдались и закономерности. А какие? А в чем?
Конечно, куда проще напрягать мышцы, чем извилины. Бегать от чекистов, слать подметные письма мешками, снимая исторические случайности, вроде Афгана… А хватит ли твоих усилий, «бла-ародный дон Румата»?
Хорошо улитке на склоне Фудзи — ползи, да ползи вверх, до самых высот! А остановит ли улитка неудержимый ход дорожного катка? Тормознет ли хоть на миг?
Лыжи ширкнули, вписываясь в поворот. Заиндевевшие елочки переливались на солнце, блестя и сверкая белой морозной опушью, как будто искусственные. «Ежиха» впереди пискнула, задевая ветку сосны, и снег осыпался, клубясь серебрящейся пыльцой.
«Всё-то ты знаешь, как не надо, — нудные мысли потянулись заново. — А как надо? Куда дальше двинет история, ты в курсе?»
Нет, в самом деле, на что полагаться? Ведь прогресс удалось-таки подпихнуть — запустилась цепная реакция перемен! Настоящее делается иным, хоть это и заметно лишь одному мне, а будущее заволакивается непроглядным туманом. Еще года два, от силы, и всё мое послезнание уподобится гаданьям цыганки.
Сделает товарищ Брежнев втык Гереку, раскрутится Восточный Общий рынок — и никуда Польша от нас не денется. Вразумит мой двойник Джеральда Форда — и тот пропишется в Белом доме на второй срок, послав Джимми Картера лесом. Раскинется Израиль от Суэцкого канала до самых, до окраин — и притянет арабов, как Штаты — мексиканцев…
«Нормально, Григорий? Отлично, Константин!»
Не слыша ойканья «ежихи», я поднажал. Заснеженные ели и сосны живей промахивали за спину, качая колючими лапами, словно болельщики вдоль лыжной трассы.
«А может, я просто выдохся? — думалось рывочками. — Притомился убегать, таиться, изворачиваться… Ну, и правильно. Сколько можно? Ты бы лучше не ванговал, а товарища Староса радовал!»