— О! Дембель — это счастье! Отслужил положенное и после трудов ратных на свободу с чистой совестью.

— Видать, героическое что-то совершил, раз тебя так рано отпустили.

Старец извлек из своей котомки деревянную ложку, краюху хлеба, разломил ее на две части и протянул один ломоть Виталику вместе с ложкой. Сплетник кивком головы поблагодарил старца, зачерпнул из котелка каши и, держа ложку над ломтем, чтоб ни одна капля не упала на землю, поднес ее ко рту.

— Благодарствую, знатная трапеза, — одобрил юноша, возвращая ложку хозяину.

— Точно наш, — окончательно успокоился старец, внимательно наблюдавший за приемом пищи сплетника. — Ну и кто ты есть, росич?

— Хочешь верь, хочешь не верь, но совсем недавно правой рукой царя Гордона числился.

— Ой ли? А не молод ты, отрок, для таких чинов? — пришла очередь старцу запускать ложку в котелок.

— Может, и молод, да царь-батюшка уж больно на этом настаивал. Сначала царским сплетником назначил, а потом, зараза, таким боярством наградил, что волосы дыбом встали. Сплошной геморрой, а не боярство.

— Царский сплетник? — вскинул брови старец. — Наслышан о тебе, наслышан.

— Когда успел? Я возле Гордона всего второй месяц отираюсь.

— Гм… «отираюсь». О таких витязях, как ты, слухи далеко идут. И что заставило тебя посередь ночи из Великореченска в лес бежать?

— Дела, отец. Очень срочные дела, — тяжко вздохнул Виталик. — Гадское дело эта политика. Подставили меня сегодня капитально. Так круто подставили, что я уже на вышак тяну.

— Вышак… — пожевал губами дед. — Это высшая должность, что ли?

— Еще какая, только я на нее не претендую.

— Что так?

— Веревочный галстук шею сильно трет, — хмыкнул юноша, поднимаясь. — Спасибо тебе, отец, за хлеб за соль, но мне пора.

— До встречи, царский сплетник, — кивнул старик. — Думаю, мы с тобой еще свидимся.

— Все может быть. — Виталик возобновил свой путь к вокзалу, но на окраине поляны притормозил.

— А как имя твое, отец?

— Раньше меня в народе Святозаром звали, а теперь отшельником отцом Серафимом кличут, — спокойно ответил старик, зачерпывая ложкой кашу из котелка. Отшельник полюбовался на отпавшую челюсть Виталика, усмехнулся. — Иди, отрок, иди. Чую, тебе действительно поторопиться надобно.