Отклоняюсь, чтобы видеть глаза.

— А ты?

— Что я? — сжимает челюсти и прячет руки в карманах джинсов, кидая взгляд поверх моей головы в сторону танцпола.

— Рыцарь или нет?

— Больше нет — стреляет в меня убийственным взглядом.

Театрально вздыхаю.

— Жаль, потому что Лиле нужен рыцарь.

Тим ухмыляется, дергая уголками губ, и опять склоняется к моему уху, почти задевая его губами.

Сейчас он совсем не боится преодолеть между нами дистанцию, а раньше, когда учились в одном классе, Тим даже смотреть в мою сторону не мог. Терялся. Избегал, точно прокаженную. Хотя с другими девчонками вел себя совсем по-другому. Там робостью и не пахло.

— Знаешь в чем дело, Осипова? Вам, девчонкам, вообще никому рыцари не нужны. Ни тебе, ни Лиле. Вам с рыцарями скучно, драйва нет, адреналин не вырабатывается. Вы течете совсем от другого отношения, далеко не рыцарского. Просто признавать не хотите, вот и придумали всякие сказки. Я хорошо это усвоил. На отлично. Учителя были хорошие.

И пока я прихожу в себя, пытаясь остановить взбесившийся сердечный ритм и подобрать челюсть, Тим обходит меня стороной и удаляется к танцполу.

Точно пощечину зарядил.

Блин, у нас что война?

Оглядываюсь.

Площадку неожиданно окутывает дымом, и сквозь разноцветную пелену я наблюдаю, как он подходит к Лиле и обнимает ее за талию, притягивая к себе вплотную. Его руки скользят по спине и спускаются к пояснице. У Лили такое выражение лица, когда она заглядывает на Девлегарова, будто прямо сейчас готова родить ему целую кучу детей и до конца жизни стирать его носки.

А мне тошно, хочу это развидеть!

Сжимаю кулаки и иду искать туалет, потому что нужно прийти в себя.

В туалете пахнет освежителем воздуха с ароматом лилий, даже голова кружится. Быстро споласкиваю лицо ледяной водой и возвращаюсь назад.

Вот мудак, Девлегаров! Никак не унимаюсь. И когда только успел таким стать!

В лицее компашка у него была не самая приятная. Прожигатели с золотой ложкой во рту и надменными физиономиями. Но Девлегаров всегда выделялся среди остальных ребят из своей тусовки, потому что казался самым адекватным. А теперь… даже не знаю, что теперь.