– Подождите! – вскочив и взмахнув руками, крикнул Хановер. – Прихлопнуть! Принимаю ваше слово, Старкингтон. Грубовато, конечно, зато выразительно. Прихлопнуть! Предупреждаю, что прихлопнуть крошечную пигментную клеточку прозрачного крыла только что родившегося комара достаточно для того, чтобы нарушить равновесие Вселенной и заставить ее отклониться от центральных солнц к далеким звездам. Не забывайте, что и в пигментной клетке, и в последнем атоме из составляющего эту клетку миллиарда атомов существует космическая справедливость. То же самое относится и к несметному количеству составляющих атомы корпускул.

– Послушайте, джентльмены, – наконец не выдержала Груня. – Зачем вы здесь? То есть, не во Вселенной, а в этом доме? Принимаю все, что мистер Хановер так красноречиво поведал о пигментной клетке комариного крыла. Согласна, что убивать… прихлопывать комаров нехорошо, несправедливо и некрасиво. Но в таком случае как же логическим образом примирить ваше намерение совершить кровавое злодеяние и ваше присутствие в этом доме с только что изложенными этическими принципами?

В комнате поднялся шум: каждый из агентов бюро пытался объяснить свое видение мира.

– Эй, немедленно прекратите базар! – грозно прорычал Уинтер Холл, а потом повернулся к спутнице и категорично приказал: – Груня, сейчас же останови это безобразие. Ты готова сама вступить в абсурдную перепалку. Еще немного, и тоже сойдешь с ума. Достаточно пустых споров, джентльмены. Успокойтесь и забудьте теоретические разногласия. Пора перейти к делу. Где шеф – отец мисс Константин? Вы сказали, что он велел собраться здесь. Зачем вы пришли? Чтобы убить его?

Хановер вытер со лба пот, спустился с высот чистого разума и кивнул.

– Таково наше аргументированное намерение. Конечно, присутствие мисс Константин создает значительную неловкость, так что, боюсь, придется попросить ее удалиться.

– Вы чудовище, сэр! – воскликнула Груня. – Никуда не уйду, и пока я здесь, вы не посмеете убить моего отца. Ясно вам? Не посмеете.

– Но почему же здесь нет самого шефа? – осведомился Уинтер Холл.

– Потому что еще не время. Он сам позвонил нам и сказал, что явится ровно в десять. Уже почти десять.

– Возможно, он не придет, – предположил Холл.

– Он обещал – значит, придет.

Холл посмотрел на часы: без нескольких секунд десять. И прежде чем оставшиеся секунды истекли, дверь распахнулась и появился Драгомилов – бледный до бесцветности, в сером дорожном костюме, – обвел присутствующих внимательным взглядом обрамленных белесыми шелковистыми ресницами бледно-голубых глаз и проговорил монотонно-ровным голосом:

– Приветствую вас, дорогие друзья и братья. Вижу, что здесь собрались все за исключением Хааса. Где же он?

Не умевшие лгать исполнители озадаченно посмотрели друг на друга.

– Где Хаас? – повторил Драгомилов.

– Мы… мы точно не знаем, – пробормотал Харкинс. – Не знаем наверняка.

– А вот я знаю точно и наверняка, – жестко проговорил Драгомилов. – Наблюдал за вашим прибытием из окна второго этажа. Узнал всех до единого. Так вот: Хаас тоже пришел. А сейчас лежит в кустах возле забора, справа от дорожки, ровно на расстоянии четырех футов четырех дюймов от нижней петли ворот. Вчера я сам измерил. По вашему мнению, его положение соответствует моим намерениям?

– Нам не пришло в голову предвосхитить ваши намерения, уважаемый шеф, – добродушно, но с заметным логическим нажимом ответил Хановер. – Мы самым тщательным образом обсудили как ваше приглашение, так и ваши инструкции. В результате пришли к единодушному мнению, что, оставив Хааса на указанной позиции, не нарушим ни одного пункта. Надеюсь, вы хорошо помните инструкцию?

– Безупречно, – подтвердил Драгомилов. – Подождите несколько секунд, просмотрю еще раз.

Примерно с полминуты он в полной тишине читал инструкцию, после чего на лице появилось выражение счастливого удовлетворения.