– Чего? – растерялся Макс.
– На, затянись еще разок, тогда поймешь, – посоветовал Мегазоид и снова протянул ему слабо дымящийся косяк.
Максим затянулся, вновь закашлялся и звонко икнул, вызвав у толстяка приступ истерического смеха. Глядя на него, Макс и сам не удержался, захохотал, поминутно икая, чем распалил заразительную веселость Мегазоида еще больше. Глядя на своего приятеля, Максим уже не мог справиться с накатившей на него лавиной неудержимого веселья, ему не хватало дыхания, а он всё продолжал хохотать, пока слезы не хлынули из глаз.
– Был когда-то такой писатель, Даниил Андреев… – похрюкивая и стараясь снова не заржать, принялся объяснять свои странные философские выкладки Мегазоид, но внезапно передумал и устало махнул рукой. – Ладно, чувак, забей.
Максим забил. Стало удивительно, безумно легко. Его подхватило густой волной, состоящей из искрящегося запаха прелой листвы, и куда-то повлекло, стремительно и неотвратимо. Прошлое смешалось с будущим, став настоящим, и ему показалось вдруг, что вот этот, этот самый момент и есть момент истины, ведь именно он решает все. Еще немного, и ему должно было открыться значение той самой истины, в бесконечно тянущемся моменте коей он сейчас пребывал, но сокровенное знание почему-то все время ускользало, как ускользает песок сквозь пальцы, как ускользает время, что, оказывается, есть лишь абстрактная величина, отделяющая «сейчас» от «никогда»…
А потом он закрыл глаза и снова увидел тот таинственный город, тянущий хищные щупальца стеклянных небоскребов в небо. Небо, похожее на лист тонкой папиросной бумаги, на которой и нарисован тот самый город тусклыми акварельными красками.
Глава 6. Состояние гонки
– Давай вернемся к истории с банком. – Натан задумчиво почесывает кончик носа и гладит пухлой ладонью блестящую лысину. – В какой момент возникла эта идея?
– В момент, когда мы уже достаточно обнаглели, чтобы замахнуться на подобный проект, – отвечает Макс.
– То есть?
– Я не помню точную дату. Помню только, что информацию где-то раздобыл Мегазоид, он же предложил заняться всем этим.
– И ты сразу согласился, верно?
Макс внимательно смотрит на лысого коротышку, тщась понять, к чему ведут все эти вопросы и каким боком могут повернуться ответы на них. Натан, перехватив его взгляд, изображает на физиономии отстраненно-нейтральное выражение – дескать, не волнуйся, дружище, я так просто интересуюсь, из любопытства. Вновь наступает тишина: его собеседники терпеливо ждут. Они умеют ждать.
– Нет. – покачал головой Макс. – Я согласился, но не сразу.
В черепе кто-то снова опрокинул чан с горящими углями. Угли вспыхивали в такт отбивающему в висках барабанную дробь пульсу, пересохшую глотку словно натерли крупным наждаком. Макс с трудом поднял непослушное тело, уселся на край тахты, подперев ладонями свинцовую голову, в которой тяжело плескался вчерашний виски, подкатывая удушливыми волнами к горлу. Что за чушь вчера втирал ему Мегазоид? Кажется, что-то про трихомонаду. Вон он, храпит на диване, отвернувшись к стене. Фрикаделька почему-то лежит там же, с краю, укрывшись пледом, из-под которого виднеется тонкое плечо с трогательно соскользнувшей бретелькой майки. Максим тяжело поднялся на ноги, стараясь не расплескать содержимое переполненного желудка, и тяжело зашаркал на кухню.
Вода из-под крана разила хлоркой и сивухой, но оказалась холодной, такой, как сейчас и надо. Побрызгав в лицо, Максим открыл форточку, подставив влажную кожу утреннему ветерку, нашарил на подоконнике смятую пачку сигарет, затянулся. С той стороны окна – пасмурно, пахнет дождем.
Где-то на старом тополе, свесившим мокрые плети над стылой землей, простуженно загаркала ворона. Тихо, вполголоса прошуршала машина по асфальту двора. Городская окраина еще не проснулась.
В кухню ввалился жмурящийся спросонья Мегазоид, – Максим увидел его отражение в мутном оконном стекле, – почесал нависающее над резинкой трусов пузо, поднял пустую бутылку из-под вискаря, понюхал, поставил на место. Как он может глотать это пойло по утрам после вчерашнего? Такое ощущение, что его никогда не мучает похмелье.
– Шельма, ты чего-нибудь слышал про «Киберголд»? – поинтересовался толстяк, отхлебнув прямо из носика стоявшего на столе заварочного чайника.
– Не-а, – с неохотой протянул Максим. Головная боль отбивала всякое желание вести хоть какие-то осмысленные дискуссии.