— Привет, это моя-девушка, мы-влюблённая пара…

— Здорова, пацаны, мы –пара, все слышали?

— Эй, Пряхин, — орет на весь зал полудурок, — она –моя девушка, а я — ее парень…

И так с каждым, пока мы проходим от холла до волейбольной сетки.

У меня начинает подергиваться глаз, и кажется, даже скатилась слеза…от стыда и отчаяния….

— Что? Опять не так? — поворачивается Бестыжев и удивляется. — Ты же сама просила сделать так, чтобы все знали. Теперь знают все, — довольно заключает недоумок, а у меня обреченно падают плечи.

Наверное, стоит сменить пальто на зимний пуховик, потому что, если так дело и дальше пойдет, то мой красный нос отвалится, а ноги ампутируют от переохлаждения.

Дышу теплым воздухом на озябшие руки и переминаюсь с ноги на ногу, ожидая ненавистного женишка на выходе из корпуса, как и договаривались. Но лишь с той разницей, что ждать меня должен был он, а не я целых 40 минут.

Я могла бы пойти в вестибюль и подождать его там, но на выходе мне разглядеть будет удобнее, именно поэтому я никуда не ухожу, полностью уверенная, что звездный засранец всё еще там.

Он выходит тогда, когда мои сопли превращаются в две соленые сосульки.

Спускается по лестнице лениво и не торопясь, непринужденно беседуя с низкорослым парнем.

Вы только поглядите на него!

Я тут скоро конечности потеряю, а он не торопится, да еще и…приглядываюсь, сощуривая глаза под запотевшими очками…ест?

В руках у Рональдо Бестыжева надгрызенная булка, которую он на ходу кусает и глотает, не пережевывая.

— Давай, Бес, до встречи на тренировке, — прощается парень, на что Бестужев кивает и что-то мычит, салютуя надкусанной булкой.

— Вкусно? — выныриваю, как черт, из-за спины недоделанного женишка. Пусть испугается и подавится!

Но спокойствию Рональдо Бестыжева мог бы позавидовать сам Криштиану, поэтому парень нисколько не удивляясь, отвечает:

— Дерьмо конечно, но есть можно. Будешь? — сует мне в нос булку, которая и не булка вовсе, а пирожок с сомнительным мясом.

— Я такое не ем, — отпрянув, неприятно морщусь, — меня дома знаешь, какие вареники ждут, — мечтательно вспоминаю теплые мучные ушки, — и не дождутся, скорее всего, — моментально меняюсь в лице и грозно бурчу этому болвану, — потому что я уже сорок минут жду тебя! Мы же договаривались! — снова рявкаю, и мне уже кажется, что я превращаюсь рядом с Бестужевым в цепного пса, не умеющего разговаривать по-человечески, а только рычать.

— Так я в столовой был. Обедал. У меня тренировка через два часа, — как само собой разумеющееся поясняет Бестыжев.