«Колосов Сергей Николаевич. 1920 год рождения. Ростов. Детский дом. Валентина».
Взяла чистый бланк — надо сделать запрос. А еще что?..
В тот же вечер ей позвонил Афанасий Афанасьевич:
— Товарищ лейтенант. Есть у меня к вам просьба. Дочка приехала, сибирячка. Наварила гору пельменей, говорит: зови всю свою милицию, угощать буду. Ну, на всю-то, может, и не хватит, а уж вас не пригласить просто не могу. Так что — милости прошу...
Лена впервые оказалась у майора дома и чувствовала себя неловко. К тому же не давало покоя полученное от Колосова письмо.
Майор, словно читая ее мысли, сказал:
— Вы, Леночка, насчет Колосова не беспокойтесь, у меня кое-какой планчик тоже есть. — И шутливо добавил: — Получить его сможете не раньше, чем съедите три порции пельменей. Договорились?
Пельмени оказались необыкновенно вкусными. Афанасьева Даша, румяная от похвал, все уговаривала:
— Да вы ешьте, не стесняйтесь.
У Лены постепенно исчезли скованность и озабоченность.
Они шутили, смеялись, а потом даже спели несколько песен. Лена удивилась тому, что ее строгий майор любит озорные студенческие песни, причем знает их множество.
Возвращаясь домой, она невольно задумалась о майоре. Он работал в милиции уже больше тридцати лет. Начинал с маленькой должности на селе. Заочно окончил институт, проявил незаурядные способности, и его перевели в областную организацию. Всю войну прошел в полковой разведке, а из Берлина вновь вернулся в милицию.
«Почему я оказалась в милиции? — думала девушка. — Ведь в наше время молодежь больше мечтает о космосе, рвется к синхрофазотронам, бредит киберами, а я пошла в милицию. Наверное, потому, что есть такие майоры: люди, которые умеют привить любовь к нелегкому, но почетному труду».
Уже засыпая, она снова вспомнила о Колосове и попыталась представить себе, что было
сорок лет назад
...У пыльного забора сидел мужчина в потертой толстовке и, тараща пьяные глаза, уговаривал мальчишку:
— Ты, сын, того... не реви, ты меня слушай. На черта тебе нужен этот Ростов? Кормить тебя нечем. Работать мне не даешь. Связываешь по рукам и ногам. Я, Серега, и так из-за тебя шесть лет жизни сбрил. Понял?
И уже как бы про себя произнес:
— Говорил я этой подлюке, не нужен мне нахлебник. Не нужен, — раздельно повторил он и с пьяным презрением взглянул на мальчишку. — Я этой Вальке еще покажу. Попомнит меня... Ну, ладно, мне пора. Топай в детдом. Только не вздумай сбежать. Все одно водворю назад. Я буду наведываться.
Отец ушел, чтобы никогда больше не вернуться.