— Немного, — скромно ответил Ниврад. — Я вырос на этих болотах, даже играл с в детстве с детенышами.

И скорее всего, приходишься этим людям либо близкой родней, либо дальним родичем. Но это я не стал говорить вслух.

— Спроси старейшину — можем ли мы немного отдохнуть и идти дальше? — попросил я.

— Не нужно спрашивать, — отозвался проводник. — Он уже сказал, что сейчас нас накормят, а потом проведут по короткой тропе.

— А Гневко пройдет? — обеспокоенно спросил я.

— Телега пройдет, а не то, что конь, — сказал Ниврад. — На самом-то деле на болоте очень много дорог.

— Это хорошо, что дорог много, — кивнул я. — И то, что покормят, тоже неплохо.

— Только, господин эрл, — замялся парень, — вы вряд ли станете есть их пищу. Они не едят горячего, да и еда для вас непривычная.

Тоже не страшно. В седельном мешке у меня хранился кое-какой запас и для себя, и для гнедого, поэтому не переживал. Лучше я сейчас расседлаю жеребца и отпущу попастись. И сапоги с портянками неплохо бы просушить.

— Гр-рр. Иго… — недовольно пробурчал гнедой, кивая на траву.

Я только пожал плечами. Сам вижу, что трава здесь дохлая, подмороженная да еще и притоптанная босыми пятками. А где я другую найду? Одуванчиков с клевером придется ждать до весны. Полез, было, за овсом, но жеребец отмахнулся — мол, потом. Пристукнув меня хвостом, гнедой отправился отыскивать съедобные травины. Авось, что-нибудь и найдет. Ну ничего, перейдем болото, а там будет и настоящее сено. Хотя, если перед нами прошел обоз с принцессой, то отыскать фураж для жеребца проблематично. Ничего, отыщем, не в первый раз. Приходилось нам с жеребцом хаживать такими дорогами, по которым шло тысячное войско. У пейзан всегда есть какая-нибудь заначка, с которой они расстанутся, если дать денежку. Правда, денег у меня нет, но что-нибудь придумаю.

Пока я снимал седло, объяснялся с боевым товарищем, устраивал в тепло промокшие ноги и сапоги, к костру робко подошли два аборигена, выкрашенные синей краской. В руках они держали корзиночки, заполненные чем-то странным — склизким, переливающимся, напоминающим лягушечью икру. Впрочем, какая икра зимой?

Старейшина и проводник принялись немедленно уплетать «яства», зачерпывая их пальцами, а я вытащил из седельной сумки лепешку и сыр. Хотелось солонины, но решил с мясом повременить. А вдруг это оскорбит туземцев? Вон, старейшина даже на сыр смотрит с отвращением и от хлеба морду вороти. Ну и смотри, хрен с тобой. Мне тоже твоя еда не нравится. Еще им не понравился запах моих портянок и сапог, установленных возле костра, так и мне запах болота не нравится.

— Старейшина спрашивает — могут ли его люди вернуться к пляске мертвых? — спросил проводник.

— Да на здоровье, пусть пляшут, — отмахнулся я, потом спохватился. — Почему мертвых?

— После пляски все болотники умирают, — сообщил Ниврад.

— ??

— Не насовсем, а лишь до весны, — успокоил меня проводник.

Типа, впадают в зимнюю спячку, словно медведи? А что, удобно. Улегся себе, дрыхнешь и есть-пить не надо. Хотя, зима-то уже заканчивается, какой смысл укладываться спать?

Раскрашенные люди появились словно из-под земли и опять принялись плясать вокруг костра, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я, поначалу, пытался рассматривать женщин, но бросив взгляд лишь на одну, успокоился. Не тот случай, чтобы смотреть. Увидишь такую, будут кошмары по ночам сниться. Из любопытства пересчитал народ. Насчитав двадцать пять человек разного возраста, вспомнил обрывок какой — то университетской лекции о том, что «примитивные племена не могут быть большими, потому что охотой и собирательством невозможно прокормиться на небольшой территории» задумался — а как же тутошние болотники живут без охоты? Что в болоте может быть съедобного, кроме ягод и мухоморов? Впрочем, если пляшут вокруг костра, как-то живут. И на зиму в спячку уходит, тоже плюс.