Часть первая

Переезд из страны — вещь занятная. В самом начале все как будто хорошо, кажется, что тебя ничего не тревожит, но достаточно одной секунды, и вспыхнет пожар.

Я дурачил себя, уговаривая, что именно этого и хотел — что мне нужна свобода, мне требуется время привести мысли в порядок; что мне следует найти собственное я. Именно так все говорят, верно? И я убежал настолько далеко, насколько мог, и лишь после этого начал задаваться вопросом, от чего мне вообще было бежать.

Бежать от себя? Бежать от собственных ошибок?

Такие вещи трудно признавать.

Только вечно бежать не получится, вот в чем вся штука. Тоска по дому все пересилит, ее не перебьешь, рано или поздно поводок затянется, и ты начнешь думать о том, как вернуться.

Вот тут-то и возникают настоящие проблемы.

Когда понимаешь, что люди, которых ты оставил, изменились.

Когда понимаешь, что лучше было бы держаться от всего этого подальше.

Сара Карпентер в который раз стоит на вершине холма и думает, как хорошо подходит это место для того, чтобы умереть. Оно кажется краем света, таким высоким, что даже деревьям лень забираться сюда. Здесь растут лишь продуваемые ветром клочки травы, над головой носятся тучи и, когда совсем не ожидаешь, срываются ледяные капли дождя.

Тут можно было бы умереть, и никто бы не заметил. Можно было бы лечь на землю, и никто бы тебя не нашел. Ветер так и продолжал бы свистеть, и время от времени выглядывало бы солнце, и шел бы дождь и снег, пробиваясь сквозь одежду и дальше — сквозь кожу, и так, пока не останется ничего, кроме костей. Правда, даже в январе, с его непредсказуемой, а иногда и вовсе опасной погодой, сюда приходит не только Сара. Здесь блуждают смотрители из заповедника, горные туристы. В конце концов, тебя бы кто-нибудь нашел.

Но сегодня тут, на вершине, ни души. Только Сара со своими двумя собаками, которые на время исчезли из виду.

Она совершенно одна.

Обрывистый опасный склон у нее под ногами спускается к стене сухой каменной кладки, отмечающей границы ее собственности. Там есть поле, если можно так назвать клочковатые, изрытые ямами участки земли с жесткой травой, желтеющей вокруг возвышенностей, а трещины в почве создают своеобразные неровные террасы. В поле, согнувшись, точно какой-нибудь тролль, стоит заброшенная хижина, где когда-то, до того как построили ферму, жили пастухи. Еще ниже склон постепенно выравнивается, и вон там начинается ее сад с чахлыми деревцами и клочком огорода, на котором сейчас ничего не растет. «Ферма четырех ветров» жмется к склону холма так, будто ветер в любой момент может вырвать ее с корнями и унести вниз в долину.

— Бэйзил! Тесс! — зовет Сара, и ее слова уносит воришка-ветер. Сейчас она уже почти не чувствует собственного лица. Пора возвращаться.

Слышали они или нет, но колли по кличке Тесс появляется у нее из-за спины, а за ней, виляя хвостом, бежит и Бэйзил, похоже, сверх меры довольный тем обстоятельством, что умудрился найти какую-то дрянь, а затем изваляться в ней. По его светлой шкуре от плеч до боков тянется длинный развод чего-то черного.