Ну вот и пришла пора задавать самые главные вопросы…
— Владимир Алексеевич, а Узбекская ССР, она тоже вам подчиняется?
Повисла долгая пауза, а затем Домостроев ответил, твердо глядя мне в глаза:
— Нет, Алексей, Узбекская ССР пока еще не вошла в будущий ВССКР — Всемирный Союз Советских Коммунистических Республик. И, если честно, то кроме нашего колхоза, в ВССКР пока никого нет. Может быть, вы вот присоединитесь? Тогда нас уже две республики будет…
Теперь молчу я. Долго. Жаль. Жаль, что их мало. Это понятно по карте земель колхоза. На такой территории больше чем семьдесят-восемьдесят тысяч никак не прокормить. Значит их мало. Совсем мало. Жаль. Я ведь понадеялся было, что их много, что они сильные и умные, как коммунисты в Советском Союзе, что они узнают, как нам тяжело, как мальки в схватках со скандинавами гибнут, как, несмотря на все усилия, из каждых четырех малышей один умирает, не дожив даже до октябрятского возраста, как мы бьемся из всех сил, чтобы запустить еще какое-нибудь производство, как латаем-перелатываем старые станки и изношенные машины, как болота поля сжирают — узнают и придут на помощь. И у нас тоже будет чайный чай с конфетами, и кари с рисом, и сахару сколько угодно, и в столовых будут лимоны давать — вот такие, гигантские, желтые, а не маленькие, зеленые, которые у нас в горшках растут… Почему так всегда бывает: только понадеешься на что-то хорошее, как сразу — бац! — и большой облом?!
Я чувствовал себя как дошколенок, у которого вдруг отобрали вожделенную игрушку. Наверное, все это отразилось на моем лице, потому что Владимир Алексеевич подошел ко мне и приобнял за плечи за плечи:
— Ну, ну, товарищ старший звеньевой. Не вешай носа, сынок. Мы еще повоюем…
Я не успеваю ему ничего ответить, как распахивается дверь в кабинет:
— Разрешите?..
Вошли четверо мужчин и одна женщина, и в кабинете, казавшемся поначалу таким просторным, сразу стало тесно. Владимир Андреевич представил собравшихся, представил нас с Негуляевым и Самохиным и снова сел за стол.
— Товарищи, — начал он негромко, но отчетливо, — товарищи… Вот и настал тот великий день, которого мы все с вами давно ждали. К нам добрались посланцы далекой Пионерии. Правда, мы с вами планировали несколько иначе, но, как видно, никто из двух наших отрядов, которые мы отправляли на север, до ребят так и не дошел…
— Дошел — негромко произнес Виталий. — Дошел… один человек.
Все словно по команде повернулись к нему.
— Он уже умирал, когда вышел на наши посты. При нем не было никаких документов, в автомате осталось четыре патрона. Все что он успел сказать нам, так это то, что его зовут… звали то ли Александр, то ли Алексей Никольский. Успел передать пароль. И все…
У Петра Сергеевича — председателя ДОСААФ, крупного мужика с широким костистым лицом, сидящего напротив меня, останавливаются глаза и леденеют скулы. Он очень тихо, почти на грани слышимости произносит:
— Сашкой его звали… Младшенького…
И не успеваем мы ничего понять, как Добровольский говорит, обращаясь ко всем нам:
— Товарищи. Прошу всех встать и почтить минутой молчания память геройски погибших колхозников из отряда Александра Петровича Никольского.
«Петровича» — вот оно как! Это его сын был. Кремень мужик! Только зубы стиснул. Блин! Нашел бы тех гадов, которые его сына…
— Прошу садиться… Итак, в преддверии завтрашнего заседания Правления и Политбюро, я бы хотел прояснить с молодыми товарищами ряд вопросов. И первый из них: ребята, вы шли к нам или?..