– Ясно.
– За последний год я насмотрелся достаточно огнестрельных ран, чтобы стать в этой области почти экспертом. Орудие – пистолет, девятимиллиметровые пули вы достанете, когда поковыряетесь под этими чудовищными полосатыми обоями. Я считаю, искать надо отставного военного, который часто бывает в этом доме и открывает своим ключом. И наверняка он левша.
– Неплохо, доктор.
Уловив сарказм, Гарри Вудс на секунду оторвался от изучения содержимого карманов убитого.
– Вы знаете мои методы, Ватсон, – ответил доктор.
– Значит, раз убитый в верхней одежде, вы решили, что он вошел с улицы и нарвался на убийцу, поджидавшего в кресле у камина. По тому, как прошла пуля, вы сделали вывод, что убийца левша.
– Хороший табак, – констатировал доктор, держа сигарету перед собой и любуясь на струйку дыма, поднимающуюся к потолку. – Не скупятся для вас немцы, чего уж там.
– А к отставным военным вы его приписали, потому что он попал в сердце с первого выстрела.
Доктор затянулся и кивнул.
– А вы не обратили внимания, что мы все сейчас в верхней одежде? Потому что тут холод собачий, газового отопления нет и не предвидится. К тому же не всякий солдат настолько хорошо стреляет. Из пистолета таких стрелков вообще один на миллион. Вы утверждаете, что у преступника был ключ, потому что на двери нет следов взлома. Но любой мой сержант вскроет такую дверь с помощью полоски целлулоида быстрее, чем ключом, и вообще без шума.
– О… – только и сказал доктор.
– Каково было время смерти, по вашим оценкам?
Все медики ненавидят гадать о времени смерти, и этот постарался выразить досаду всем своим видом.
– Ну я могу назвать цифру, – протянул он, пожимая плечами, – и накинуть еще сверху для спокойствия.
– Давайте-ка вы назовете нам цифру, док, и ничего не будете накидывать, – предложил Дуглас.
Не вставая с дивана, доктор затушил сигарету пальцами и отправил окурок в помятую табачную жестянку.
– Я измерил температуру тела сразу по прибытии. Обычно считают так: в час тело остывает на полтора градуса по Фаренгейту.
– Да, слыхал о таком, – произнес Дуглас.
Доктор невесело усмехнулся, убрал жестянку в карман шинели и уставился на свои вытянутые ноги.
– Получается, между шестью и семью часами утра, – заключил он.