— Большое вам спасибо.
Иракцы расхохотались, и я присоединился к ним, разыгрывая полного идиота.
— Нет, Энди, мы просто пошутили. Когда-нибудь ты вернешься домой, но не сейчас. Тебе еще придется ждать очень долго.
Несколько минут мы ехали молча.
— Ты когда-нибудь слышал про Али-Бабу? — наконец спросил один из иракцев.
— Да, есть одно старое кино, которое у нас дома крутят на каждое Рождество. Каждый год обязательно показывают «Али-Бабу и сорок разбойников».
— Правильно. Так вот, именно здесь ты сейчас и находишься. В стране Али-Бабы, в Багдаде. Багдадские воры. Очень красивый город. Таким он был раньше, но сейчас здесь повсюду смерть. Вы пришли и бомбите наш город. Погибают дети. Погибают целые семьи. Больше нет великой страны Али-Бабы, она разрушена. Но когда мы одержим победу, мы все отстроим заново, без проблем. Фантастическое место. Али-Баба.
Я кивал и соглашался. Иракцы включили радио и принялись перебирать разные станции. На всех звучали или агрессивная риторика, или заунывные арабские песни. Иракцы наслаждались жизнью. Они ехали, опустив стекла, беззаботные и веселые.
Я вслушивался в звуки города. Мы останавливались на светофорах, сигналили, в ответ слышались голоса. Из магазинов доносилась громкая музыка: в общем, это был обыкновенный оживленный гомон большого города. Солдаты, обменявшись между собой несколькими фразами, вдруг расхохотались.
— Мы вот тут смотрим на двух твоих друзей впереди, — объяснил один из них. — Они прижались друг к другу и спят. Должно быть, они очень хорошие друзья.
Замечательно. Я получил подтверждение, что Динджер и Стэн вместе со мной. Меня охватила фантастическая радость.
Ребята закурили, продолжая весело болтать. Так мы ехали минут тридцать или около того.
— Да, мы направляемся в одно место в Багдаде. Тебе там понравится. Очень хорошее место. А насчет посольства мы просто пошутили.
Наконец мы приехали в, как мне объяснили солдаты, военную тюрьму. В открытые окна машины потянулись руки, хлопающие меня по голове, дергающие за усы. Ничего слишком серьезного, все очень по-соседски.
Я услышал, как поднимается шлагбаум и открываются ворота. Мы чуть проехали вперед и остановились. Меня вытащили из машины. Мне на голову накинули одеяло. Меня провели через какую-то дверь в длинный широкий коридор с бетонным полом. До меня доносились отголоски разговоров, шум задвигаемых и отодвигаемых запоров, позвякивание цепей и ключей.
Здесь было не сыро, но жутко холодно. Меня отвели в камеру и усадили на пол. С меня сняли повязку и наручники. Я увидел солдат в оливковой форме и красных беретах, со старомодными портупеями крест-накрест, безукоризненного белого цвета. Это были военные полицейские. Я заметил также одного офицера и двух типов в штатском. Дверь камеры закрылась, и я остался один.
Такую дверь можно увидеть в вестернах. Решетка была завешена одеялом, чтобы я не мог ничего увидеть. Под потолком высотой около пятнадцати футов горела одинокая лампа дневного света. Также под самым потолком была узкая щель окна. Через него проникала полоса света. Нижняя половина стен была выкрашена в красный цвет, верхняя — в светло-розовый. На первый взгляд больше в камере смотреть было не на что. Затем я разглядел на стенах нацарапанные надписи по-арабски. Снова изображения голубей с оковами на лапах и рисунок женщины.
Я измерил камеру шагами. Оказалось, она имеет размер двенадцать футов на девять.
Напрягая слух, я услышал, как открываются и закрываются другие двери. Я предположил: Динджера и Стэна также разместили здесь. По крайней мере мы все вместе. И по сравнению с теми застенками, где нас допрашивали, здесь был прямо-таки Букингемский дворец.
Неужели для нас все осталось позади? Или речь идет о чем-то другом? Полной уверенности у меня не было, но на самом деле мне было все равно. Мне здесь нравилось. Я чувствовал себя восхитительно.