"Там нельзя было заниматься юридической практикой", - говорит Аллен. "Люди приходили к тебе и спрашивали, как обойти закон, а не как уважать закон. Когда такое происходит, вы не можете быть полноценным юристом".
Остальные партнеры согласились. "Мне кажется, будет лучше, если мы вообще не будем представлять интересы немецких клиентов", - сказал Артур Дин, пожалуй, самый уважаемый из них. Наконец, Фостеру осталось задать вопрос: "Кто за то, чтобы закрыть наше представительство в Германии?". Все подняли руки.
"Тогда это решено", - сказал он. "Голосование единогласно".
По некоторым данным, после произнесения этих слов Фостер прослезился. Позже он изменил дату объявления на год назад, чтобы создать впечатление, что фирма закрыла свои немецкие офисы в 1934, а не в 1935 году. Однако он и Джанет продолжали посещать Германию по мере усиления власти нацистского режима, совершая поездки в 1936, 1937 и 1939 годах. По всей видимости, ничто из увиденного его не смущало. Он поддерживал нейтралистский комитет "Америка прежде всего" - фирма "Салливан и Кромвель" безвозмездно разработала устав этого комитета - и будоражил его членов речами, обличающими Черчилля, Рузвельта и других "поджигателей войны". Гитлер произвел на него впечатление "человека, который, несмотря на скромное происхождение и чужую национальность, добился беспрекословного лидерства в великой нации".
"Только истеричка допускает мысль, что Германия, Италия или Япония замышляют войну против нас", - заверил он бизнесменов в Экономическом клубе Нью-Йорка 22 марта 1939 года. Это произошло через год после присоединения Австрии к рейху и спустя неделю после захвата Чехословакии его войсками.
Даже вторжение нацистов в Польшу в конце того же года не изменило мнения Фостера. Через два месяца после этого он выступил с речью, в которой выразил сожаление по поводу объявления Великобританией войны Германии и заявил, что "ни в глубинных причинах войны, ни в ее долгосрочных целях нет никаких оснований для того, чтобы Соединенные Штаты стали ее участником". Это вызвало ожесточенные споры между братьями, которые часто происходили за ужином в уединенном местечке Фостера в Колд-Спринг-Харборе. Фостер опубликовал призыв к "изменению международного статус-кво", чтобы противостоять "мощным силам, эмоционально настроенным на преувеличенные и радикальные перемены". Аллен понял это как призыв принять подъем нацизма как способ борьбы с большевизмом, и был потрясен.
"Как ты можешь называть себя христианином и игнорировать то, что происходит в Германии?" - спрашивал он у своего брата. "Это ужасно".
По крайней мере, еще один старший партнер Sullivan & Cromwell, Юстас Селигман, был встревожен не меньше. В октябре 1939 г., через шесть недель после вторжения нацистов в Польшу, он предпринял неординарный шаг - направил Фостеру официальный меморандум, в котором дезавуировал высказывания своего старого друга о нацизме.
"Я очень сожалею, что впервые за долгие годы нашего сотрудничества оказался в принципиальном несогласии с Вами", - писал Селигман. "Ваша позиция заключается в том, что моральная позиция союзников ни в каком отношении не превосходит моральную позицию Германии, и фактически Вы идете дальше, подразумевая, что моральная позиция Германии превосходит моральную позицию союзников ..... Я не вижу в этом ничего, что могло бы послужить логическим основанием для позиции, к которой Вы пришли сейчас. Я думаю, что с Вашей собственной точки зрения очень прискорбно, что Вы публично занимаете такую позицию".
В 1938 г. Аллен совершил свой последний визит в нацистскую Германию. Вернувшись в Нью-Йорк, остывший от прихода к власти Гитлера и, возможно, желающий найти более достойную карьеру, чем корпоративное право, он удивил свою семью и друзей, объявив, что решил баллотироваться в Конгресс от Ист-Сайда Манхэттена. Он принял участие в республиканских праймериз и проявил себя как энергичный, хотя и малоинтересный кандидат, выступая перед группами жителей района, давая интервью на радио и получая поддержку от газет New York Times и New York Herald Tribune. Его дочери-подростки и восьмилетний сын раздавали листовки на улицах и вскрывали конверты в предвыборном штабе в отеле Belmont Plaza, что было редким проявлением семейного единения. Выступая с речью, Аллен осуждал "государственный социализм" и обещал добиваться "восстановления частного предпринимательства", но не демонизировал президента Рузвельта в стиле более воинственных республиканцев. В ночь праймериз он следил за результатами голосования из дома и перед уходом на пенсию понял, что проиграл. Это не было большой травмой, и на самом деле эта гонка принесла ему восхищение в республиканских кругах. Некоторые даже называли его в качестве возможного будущего кандидата в губернаторы.
Фостер критиковал "Новый курс" гораздо более решительно, чем его брат. Вскоре после того, как Рузвельт провозгласил первую из своих программ помощи, Фостер написал письмо в газету New York Times, в котором утверждал, что вместо запуска новых программ Рузвельту следовало бы применить противоположный подход, "радикально" сократив государственные расходы. Позже он обвинил Рузвельта в "попытке разжечь классовые чувства". Его возмутило стремление Рузвельта регулировать индустрию ценных бумаг, и он выступил на слушаниях в Конгрессе против предложенного Закона о ценных бумагах. После принятия закона он заявил своим клиентам о его неконституционности и посоветовал им: "Не подчиняйтесь, сопротивляйтесь закону всеми силами, и скоро все будет правильно". Он пытался убедить судью Верховного суда Харлана Фиска Стоуна уйти в отставку и возглавить безуспешную борьбу Sullivan & Cromwell с этим законом. Стоун отказался и вскользь посетовал на то, что поток талантливых юристов в фирмы, обслуживающие корпоративную власть, "превратил научную профессию прежних времен в покорного слугу бизнеса и запятнал ее нравами и манерами рынка в его самых антисоциальных проявлениях".
Братья Даллес были образцами вильсонианской идеи, получившей название "либеральный интернационализм". Они считали, что проблемы в мире возникают из-за недопонимания между правящими элитами, а не из-за социальной или политической несправедливости, и что коммерция может уменьшить или устранить эти проблемы. Это была усовершенствованная версия политики "открытых дверей", которую США проводили на протяжении десятилетий, - политики, которую правильнее было бы назвать "пинком в дверь", поскольку она была направлена на принуждение других стран к принятию торговых соглашений, отвечающих американским интересам. В ее основе лежала уверенность в том, что все, что выгодно американскому бизнесу, в конечном итоге выгодно всем.
Для Вудро Вильсона, братьев Даллесов и почти всех влиятельных американских бизнес-лидеров их эпохи ярлык "интернационалист" был почетным знаком. Они считали, что бизнес должен быть авангардом американской экспансии и что государственная власть должна использоваться, когда это необходимо, для ее продвижения и защиты. Их врагом на протяжении большей части 1920-30-х годов был изоляционизм - убеждение, что Соединенные Штаты должны отстраниться от участия в иностранных делах. Изоляционисты считали интернационалистов агентами банкиров и других лиц, которые наживались, вовлекая американцев в паутину глобальных финансов, - именно такими были братья Даллес.
Мучительная и в конечном итоге неудачная кампания Вильсона по получению согласия Конгресса на вступление США в Лигу Наций показала братьям Даллес и другим представителям Уолл-стрит, что у интернационализма есть серьезные враги. Чтобы противостоять этим врагам и работать над созданием мира, который бы приветствовал американскую корпоративную и политическую власть, братья и несколько их друзей решили создать в Нью-Йорке клуб, куда приглашались бы только представители мировой элиты, где они могли бы встречаться, общаться и планировать. Прежде всего ими двигало убеждение, что по мере роста глобальной мощи США их политические лидеры остро нуждаются в советах банкиров, бизнесменов и юристов-международников. Для того чтобы систематически давать такие рекомендации, в 1921 г. они создали свой новый клуб. Они назвали его Советом по международным отношениям. Его девизом стало одно латинское слово, которое говорит само за себя: ubique, что означает "везде".
Это была эпоха, когда американская внешняя политика была уделом небольшой элиты, и люди, основавшие Совет, были его дипломированными членами. Его первый президент, Норман Дэвис, был выдающимся дипломатом, помощником министра финансов и заместителем государственного секретаря Вильсона, а десять лет спустя сопровождал Аллена в Берлин на встречу с Гитлером. Среди других членов-учредителей были Элиху Рут, корпоративный юрист, занимавший пост военного министра Теодора Рузвельта; Ньютон Бейкер, который был военным министром Вильсона, а затем стал одним из основателей юридической фирмы Baker Hostetler, представлявшей интересы транснациональных корпораций; а также другие бывшие советники Вильсона, включая Исайю Боумана и Арчибальда Кулиджа. Кулидж был редактором-основателем журнала Совета "Foreign Affairs", дебютировавшего летом 1922 г. со статьями Фостера и Рота. После смерти Кулиджа в 1928 г. должность редактора перешла к другу Аллена на всю жизнь Гамильтону Фишу Армстронгу. Он занимал эту должность почти полвека, включая период 1940-х годов, когда Аллен был президентом Совета.
"Ни одна нация не может достичь положения мировой державы, как это сделали мы, не оказавшись так или иначе связанной почти со всеми уголками земного шара", - писал Фостер, что можно расценить как краткое изложение интернационалистского кредо Совета. "Мы неразрывно и неизбежно связаны с мировыми делами".
В 1930-1940-х годах члены совета, включая Фостера, подготовили для Госдепартамента более шестисот секретных служебных записок. Этот канал был настолько секретным, что даже члены совета, не принимавшие в нем непосредственного участия, не знали о его существовании. Тем не менее, близость Совета к высокопоставленным политикам в Вашингтоне была очевидна, что позволило некоторым рассматривать его как нервный центр скрытого "постоянного правительства" Америки. Журналист и историк Питер Гроуз, возможно, был ближе к истине, когда описал его как "частично исследовательский центр, частично центр влияния на правительство, а в целом - клуб культурных джентльменов (женщины были приняты в члены только на следующий год после смерти Аллена), которые с комфортом курили сигары и размышляли о государственных делах за бокалами портвейна.... Аллен также нашел Совет полезным форумом для льстивого отношения к именитым иностранным гостям. Он приглашал их выступить, а после ужина завязывал дружеские отношения, которые можно было использовать в деловых целях".
* * *
Сторонники "интернационализма" стремились прежде всего к сохранению стабильности. Как и многие из них, Фостер видел в авторитарных лидерах, таких как Гитлер, ценных союзников в борьбе с большевизмом. Режимы, поддерживающие порядок и экономическую дисциплину, по его мнению, всегда лучше тех, которые потворствуют группам, жаждущим социальных перемен.
"Именно хорошо организованная внутренняя экономика обеспечивает наибольшую гарантию мира", - заявил Фостер в 1937 г. на заседании Международной торговой палаты в Берлине. "Проблема международного мира - это лишь продолжение проблемы внутреннего мира".