– Про то ему мама Кэт и намекнула. Рыпнулся сперва: мол, не докажете, но ему быстро свидетелей предъявили. Трех возниц караванных в Тайном приказе так обработали, что все на него показали. А после того, как ты с Казанью мир заключил и пушки туда послал, Назетдин быстро со всех досок свое имя стер… Соборники тоже, мялись-мялись, но так и не написали своего выдвиженца… Учетная палата уж сколько с ними билась, да и народ толпами вокруг Лавры ходил, но так и не назвали…

– Ну, это неплохо, глядишь, сейчас и определятся… Старшину-то, по делам Собора, они, по крайней мере, выбрали?

– Тут всё как ты задумал… То есть, как ты надеялся, господин. Когда Христофор крест поцеловал и причастился, его Василий сразу рукоположил. А в Старшины выдвинули… сейчас, как это… а, за большие заслуги перед Собором в деле обращения язычников…

– Когда они успели?

– Василий, митрополит, всё сделал, пока ты в Казани был.

– Ну, молодец святоша… Я в нем не ошибся.

– Пора, господин, кивают от дверей. Все собрались.

– Начинай, а то у меня от дыма, глаза уже щиплет. Вот, чертяки, не Дума, а Совнарком, все дымят, как паровозы… И где они только табак такой дрянной находят?

Рубенс поднялся, торжественно поправил накрахмаленную рубаху и четырежды ударил в гонг. Теребя в руках листочек, на трибуну взобрался Старшина книжников, ректор университета и старейший член Малого круга Старшин. Сегодня Левушка нарядился в турецкий синтетический костюм и франтоватую рубаху, оставшуюся от гардероба Людовика. По особому заказу для него сшили кружевное жабо, в которое книжник запихал орден. На сей раз это был орден Славы - Левушка питал слабость ко всему блестящему. Когда-то Коваль даже пообещал, что наградит Свирского первой же учрежденной в новом государстве медалью.

– Властью, данной мне Большим и Малым кругом, первое заседание Петербургской Думы объявляю открытым! Поздравляю всех депутатов! Здесь собрались самые уважаемые граждане нашего города и прилегающих земель, заслужившие доверие своих…

Зал затих, многие даже затушили папироски и трубки. Речь для Левушки составляли вчетвером, надлежало пройти по грани официоза, и чтобы самые бестолковые поняли культурные слова. Похвалив город и горожан за проявленную сознательность, похвалив отдельно каждую гильдию, мастеровых, торговцев и ковбоев, словом, раздав всем по конфете, книжник представил иноземные и иногородние делегации, а затем перешел к повестке дня.

Артур делал вид, что просматривает листы в папке, а сам, прикрывшись рукой, исподтишка разглядывал зал. Делегаты не хлопали там, где захлопали бы их предшественники, полтора века назад, в Законодательном собрании. Они не потрудились побриться и сменить одежду, они не вставали с места, даже когда Левушка нахваливал кого-то поименно, они плевали под ноги и, не таясь, передавали бутылки с медовухой…

И всё же, это были депутаты.

Это были люди, которых выбрали, по человеку от артели, или от трехсот дворов, или от полка, люди, с которыми предстоит теперь работать и работать…

Это были люди, которые могли собрать деньги. Очень большие деньги, во много раз больше того, чем была богата казна. Это от них зависело, откроет ли народ перед казной кошельки и амбары, снарядит ли в путь сыновей и рабов, отдаст ли коней, оружие, повозки, фураж на тысячи дней пути…

И существовало лишь два пути, чтобы приблизиться к цели. Взбаламутить верных вояк и взять всё необходимое силой. В таком случае, вернувшись в Питер, даже с победами, он имеет все шансы не обнаружить бывших подданных. Как пришли десятки тысяч после мясных дефолтов, так и растекутся назад, обиженные, по всей России. Грош цена такому губернатору…

– Порядок такой, господа! - Левушка успел охрипнуть, хотя кричал в жестяной рупор. И само обращение "господа" давалось книжнику с трудом. - Первым делом, выступят наши гости, кто заранее записался! Затем выбираем Старшин в новое городское правительство, на пять лет. Затем - полчасика перекур - и выбираем губернатора. Еще раз повторю, а то тут некоторые меня дергают… Выступают только те, кто заранее заявил. Кого у меня в списке нет, те не лезьте, ясно?

– Это что же, нас молчать выбирали? - понеслись реплики недовольных, и, судя по всему, слегка поддатых, депутатов.

– Хороша Дума. Думать можно, а говорить нельзя…

– На хрена затевали, коли сразу рот затыкать!