— Как вам известно, у Клатта в его отношении имеются серьезные подозрения. Он, впрочем, признает, что оснований для этого совсем не много… подозрения в основном базируются на интуиции, неприязни и полном отсутствии иных версий.
— Неприязни? — насторожился Фабель.
— Фендрих в некотором роде одиночка. Ему тридцать шесть лет… было тогда. Теперь под сорок. Он холост и живет с престарелой матерью. Хотя незадолго до исчезновения Паулы у него, видимо, была какая-то подружка. Но мне кажется, он расстался с ней примерно в то время, когда пропала Паула.
— Итак, комиссар Клатт отчаянно нуждался в подозреваемых, и когда ему подвернулся человек, смахивающий на Норманна Бейтса, он сразу в него вцепился, — сказал Фабель и, поймав недоуменный взгляд Анны, пояснил: — Норманн Бейтс — персонаж американского фильма «Психоз».
— Ах да. Конечно. В некотором смысле это именно так. Но разве можно его за это винить? Исчезла и предположительно убита девочка. По делу проходит учитель, который имел с ней прекрасные отношения и который, будем смотреть правде в глаза, вряд ли не способен вступать в нормальные связи. Кроме того, по словам одноклассниц Паулы, он уделял ей чрезмерно много времени во время занятий. Честно говоря, нам тоже было бы не вредно слегка потрясти этого Фендриха.
— Возможно. Но с другой стороны, похитителем и, вероятно, убийцей Паулы мог быть и прекрасный семьянин с совершенно непримечательной биографией. Да, кстати, что сейчас комиссар Клатт думает о Фендрихе?
— Что же… — Анна произнесла это с растяжкой, словно хотела подчеркнуть свою неуверенность, — …сейчас ему кажется, что он в свое время копал не там, где требовалось. Во всяком случае, я так считаю. Как бы то ни было, на момент исчезновения Паулы у Фендриха имелось надежное алиби…
— Но?
— Но Клатт до сих пор не отказался от своих «чувств» к учителю. Он считает, что в его отношениях с Паулой присутствовал какой-то нездоровый душок. Комиссар предлагает еще раз присмотреться к Фендриху. При этом сам он не хочет в этом участвовать. Фендрих уже угрожал вчинить ему иск за запугивание и необоснованные угрозы.
— А где его можно найти? Он по-прежнему в той же школе?
— Нет, — ответила Анна. — Фендрих перевелся в другую школу. На этот раз в Гамбурге… в Ральштедте, — уточнила Анна, сверившись с документами. — Но живет он в том же доме, что и три года тому назад. Это тоже в Ральштедте.
— О’кей, — сказал Фабель и, бросив взгляд на часы, поднялся со стула. — Герр Фендрих уже давно вернулся домой из школы, и мне хотелось бы узнать, имеется ли у него алиби на момент убийства девушки, обнаруженной нами на берегу Эльбы. Надо нанести ему визит.
Дом Фендриха в Ральштедте оказался солидной виллой еще довоенной постройки. Она стояла в глубине, на некотором расстоянии от тротуара, в ряду из пяти таких же строений. В свое время эти дома являлись одной из витрин роскоши и престижа Ротербаума и Эппендорфа, но теперь, пережив английские бомбежки и вторжение городских планировщиков, они казались среди дешевого жилья пятидесятых годов совершенно инородным телом. Перепланировка и строительство Ральштедта проводились в спешке, чтобы как можно скорее обеспечить жильем обитателей центра Гамбурга, ставших бездомными в результате бомбежек.
Фабель припарковал машину на противоположной стороне улицы. Анна подошла к ряду вилл, и Фабель понял, что все они, за исключением виллы учителя, перестроены в двух- и трехквартирные коттеджи. Жилье Фендриха отличалось ка-кой-то печальной запущенностью, а небольшой сад перед ним был совершенно неухожен, и прохожие не стеснялись бросать в заросли разный мусор.
Поднимаясь с Анной по каменным ступеням к дверям, Фабель положил руку на плечо девушки и глазами показал на два небольших, похожих на бойницы окна у основания стены. За беспорядочно разросшимися кустами окна были едва видны, но все же Фабель сумел рассмотреть за мутными стеклами решетки из толстых металлических прутьев.
— Подвал… — сказала Анна.
— Да, здесь можно держать кого-то «под землей»…
Они поднялись по ступеням, и Фабель нажал на фарфоровую кнопку старинного звонка. Откуда-то из глубины дома до них донесся мелодичный звон.
— Ты, Анна, будешь вести беседу. Я стану задавать вопросы, если почувствую, что надо узнать что-то дополнительно.
Дверь открылась. По мнению Фабеля, Фендрих выглядел скорее на пятьдесят, а вовсе не на сорок лет. Учитель оказался высок и тощ, а кожа на его лице имела сероватый оттенок. У него был высокий лоб и тусклые светлые волосы — настолько редкие, что было видно, как поблескивает кожа черепа в свете висевшей под высоким потолком прихожей лампы. Он с равнодушным любопытством посмотрел на Фабеля, перевел взгляд на Анну, а затем снова на Фабеля.