– Да причем тут жена! Я звоню тебе с улицы. Не из будки! Я вообще могу пойти. Вот, я иду и говорю с тобой.

– А звонишь-то зачем? – друг наверняка бы не понял. Такое неподготовленным умом сразу не воспринимается.

– Погоди, перезвоню.

Через некоторое время у друга снова бы зазвонил телефон:

– Алло.

– Выгляни в окно, – сказал бы обладатель единственного мобильного телефона.

Друг посмотрел бы в окошко:

– Ну?

– Видишь, я тебе рукой машу?

Друг, действительно, узнал бы его, стоящего посреди тротуара и размахивающего рукой:

– Ну, вижу и… Погоди-ка… – наконец до него бы дошло. – Но как?..

– Во-о-от! – протянул бы довольно тот в беспроводную трубку.

Женек усмехнулся счастливый от этой истории. Еще бы поделиться ею с кем-нибудь… Он поправил рюкзак и вошел следом за сестрами в здание автостанции.

Вокзалом эту одноэтажную кирпичную коробку звали чисто условно. Снаружи она с обоих боков зажималась ларьками и магазинчиками. И сколько там всего разного, и классного, и яркого, и вкусного лежало, висело и манило. Машинки, выстроенные, словно на старте, фигурки – подвижные! – Человека-паука и Супермена на расстоянии решающего удара друг от друга. Мячики на резинках, сабли и шашки, пистолетики и даже один автомат. И это только на одной стороне киоска. На другой половине – шоколадные батончики, жвачки и лимонад.

Зато внутри их ждали тусклые бежевые стены, потрескавшиеся, раненые плиты пола и свисающие с усиженного мухами потолка бурые ленты, облепленные теми самыми мухами. А еще духота и зловоние. Пахло потом, навозом, табачным дымом и скисшим творогом. И разыгравшийся от вида шоколадок аппетит сменился на тошноту.

Оля со вздохом опустила на пол свой баул и распрямила спину, подтянула джинсы. Они, все трое, были в штанах, поскольку в их родном городке, из которого они выехали с утра, погода в последние дни совсем не располагала к шортам и юбочкам.

– Покараульте, – наказала Оля погодкам, перед тем как направиться к кассе. И они обступили сумку.

Тяжелый, теплый воздух приглушал разговоры. А болтали вокруг, казалось, все. В одном углу капризничали дети. У кассы приходилось кричать. И тем не менее в общем знаменателе была какая-то странная тишина. Как бывает на оживленном пляже, когда лежишь с закрытыми глазами, на границе сна, и слышишь далекие волны больше, чем споры сестер.

Только сейчас вместо шелеста волн в ушах у Жени жужжало. Коротко и нарастающе – когда муха пролетала рядом. И монотонно, с паузами – с ближайшей липкой ленты. Он вспомнил, насколько мухи любят потирать лапками, просто обожают, чистюли. А может, хитрющие злодейки. И как, наверно, мучаются они и злятся, влипнув в такую вот ленту. Секунда прошла, вторая, третья – а лапки так и не погладила. А хочется – жуть. Дальше только хуже. Все равно, что нос у тебя чешется, а руки связаны за спиной. А он зудит, щекочет. И вот уже чешется глаз, горло, лопатка. А потом еще муха садится на лицо.

Вспомнилось следом, как они с Катькой заболели чесоткой – любили кошек бездомных приласкать. Мама натерла их какой-то мазью и запретила чесать. Так он не выдержал и пяти минут.