Говорят, наглость — второе счастье. Не знаю, будет ли мне счастье, но не смог остановить прущую из меня наглость и, изобразив гнев, заорал на вислоусого:

— Что за разгильдяйство, пан Чинига?! Почему на посту отсутствует караульный?! Ежели что, головой ответишь! Развел тут бардак! А ну, быстро навел порядок!

Начавший было что-то говорить генерал, вновь заткнулся. Пан Чинига, остановленный моим криком, смотрел на Евлампия Савина, вероятно, пытаясь услышать хоть какие-то объяснения.

— Ось… Ось… Шо це такэ, пан генерал?.

— А запри-ка этого говоруна вместе со всеми, — наконец вымолвил бородач.

— Кого? Чинигу? — я сделал последнюю попытку заговорить врагов до смерти, понимая, что хуже уже не будет.

Евлампий лишь недовольно зыркает и поторапливает Чинигу:

— Да пошевеливайся! И караульного поставь. Да всыпь плетей тому засранцу.

М-да, кого-то язык может и доведет до Киева, а меня довел до темного холодного сарая. Не надо было так наглеть. Ведь Евлампий почти уже начинал верить в тот бред, который я нес. Наверняка он и сейчас пребывает в сомнениях. Просто не смог мужик смириться с тем, что я, будучи практически пленником, принялся вдруг командовать. Вот сгоряча и распорядился бросить меня сюда.

Дверь захлопнулась, погрузив помещение в непроглядный мрак. Но я успел заметить людей у противоположной стены.

— Погоди, Алексашка, успеется, — послышался из темноты голос Светлейшего. — Ты, Дмитрий Станиславович, никак соскучился по нашему обществу?

— Не так чтобы очень, — признался я честно. — Оно конечно с вами веселее, но слишком уж часто по голове получаю.

— Нешто напрасно?

— По голове-то? — собрался возмущенно поведать о несбывшихся планах на освобождение, порушенных Алексашкиным ударом в мою челюсть, но услышал поскрипывание снега за дверью и решил повременить. Может, это просто переминается с ноги на ногу часовой, а может, и кто-нибудь дюже любопытный приложил чуткое ухо.

Глаза постепенно привыкли к темноте, да и сквозь неплотно подогнанные доски дверей проникало немного света. Осторожно подошел к еле различимым силуэтам сокамерников. Разглядел пятерых — значит все присутствующие давеча на поляне остались живыми.

— Благодари Петра Лександрыча, паскуда, — раздался голос Меньшикова. — Не то придушил бы тебя, как крысеныша.

— А мне думается, — прервал денщика князь, — не встрянь Дмитрий, так нас сразу живота и лишили бы.

— Оно еще неизвестно что ждет впереди. Может, ежели сразу, так и лучше было б, — высказался боярин Федор.

Солдаты молчали. Лишь один горестно вздыхнул.

Опустившись на колени, я еле слышно прошептал, чтобы Алексашка продолжал меня громко ругать, а Светлейший время от времени его окорачивал. Князь кивнул и толкнул денщика кулаком в плечо, призывая к действию. Под искренние Алексашкины проклятия я рассказал обо всем как есть, в заключении выразив уверенность, что генерал захочет еще со мной пообщаться. Он хоть и не поверил во все, что я наплел, но сомнения наверняка гложут — иначе, почему все мы еще живы? Вот тогда-то постараюсь сориентироваться в обстановке насчет побега, а возможно и воплотить план по захвату бородача в заложники.